А там валились новые, новые события, грудились такими же давящими глыбами, так что потеряны были и интерес и силы к разбору...

Из той темноты и сырости, из-под глыб, мы и трогаем теперь первыми слабыми всходами.

Ожидая от истории дара свободы и других даров, мы рискуем никогда их не дождаться.

История - это сами мы, и не минуть нам самим взволочить на себя и вынести из глубин ожидаемое так жадно».

Сборник «Из-под глыб» являлся логическим продолжением знаменитых сборников статей, увидевших свет в ХХ в. на самых острых его этапах: «Проблемы идеализма» (М., 1902), «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (М., 1909) и «Из глубины.

Сборник статей о русской революции» (М., 1918).

Отметим, что авторами этих сборников были наиболее выдающиеся люди своего времени - экономисты, философы, религиозные мыслители.

Сборник «Из-под глыб» отличается тем, что среди его авторов было немало молодых образованных людей, известных в диссидентских кругах и среди творческой интеллигенции.

Однако есть и общее - в основном пафос авторов сводился к тому, что гнетущая советская идеология есть порождение безбожного рационализма, предельное выражение богоборчества.

Так, Вадим Борисов полагает: «Рационализм, позитивизм и материализм, развивавшиеся в борьбе с религией, преемственно разрушали и разрушили память об этом абсолютном источнике человеческих прав.

Безусловное равенство личностей в Боге выродилось в условное равенство человеческих индивидуумов в праве.

Утратив свое высшее обоснование, понятие личности могло быть определено также условно, а потому неизбежно произвольно.

В праве конкретная личность превратилась в метафору, бессодержательную абстракцию, стала юридическим субъектом, к которому был отнесен набор правовых свобод и ограничений.

И здесь, в этом допущении условности личности, лежит зачаток ее бедственных мытарств в нашем одичавшем мире.

Если условна личность, то и права ее условны.

И также условно признание ее высокого достоинства, вступающее в нестерпимое противоречие с окружающей нас реальностью».

Евгений Барабанов пишет: «Христианская активность должна вести не к реформации, а к трансформации христианского сознания и жизни, а через нее к преображению мира.

Только встав на этот путь, мы ответим на вызов безбожья построить мир на автономных началах, только тогда мы откликнемся на зов тех, кто близок к Свету, но кому наша нерадивость и косность не позволяют к нему приобщиться».

Он полагает, что кризис Церкви и современного христианства определяет и разлом духовно-социальной жизни.

Другие авторы, например Игорь Шафаревич, уже тогда обозначили свою православно-националистическую позицию как единственно возможную для выхода России из коммунистического тупика.

В статье Шафаревича можно обнаружить зачатки всех его будущих писаний, его антизападнический настрой и видение особого российского пути.

Он пишет: «Все человечество зашло сейчас в тупик, стало очевидно, что цивилизация, основанная на идеологии «прогресса», приводит к противоречиям, которых эта цивилизация не может разрешить.

И кажется, что путь воскресения России тот же, на котором человечество может найти выход из тупика, найти спасение от бессмысленной гонки индустриального общества, культа власти, мрака неверия.

Мы первыми пришли к точке, откуда видна единственность этого пути, от нас зависит вступить на него и показать его другим.

Такой представляется мне возможная миссия России, та цель, которая может оправдать ее дальнейшее существование».

Но в тексте еще нет той антисемитской закваски, которая пропитывает многие последующие статьи и книги И.Шафаревича.

Феликс Светов делает упор скорее на противопоставлении света церковной истины мраку советского зла: «С чем ты пришел в этот Храм, что оставил за его порогом и смог ли, покаявшись и приобщившись Святых Тайн, отказаться от всего, что наполняло прежде твою жизнь с ее проблемами, с ее радостями и горестями, с ее непростым опытом, со сложившимися, дорогими тебе представлениями о добре и зле - с суетой, рожденной заботами века сего?

Это один из самых сложных вопросов времени.

Сегодня, когда процесс, шедший долгие годы под спудом, незаметно взламывает лед на всем протяжении огромного материка, называемого Россией, когда мода и любопытство сметаются жадной и истинной потребностью в Слове Божьем, когда священники сбиваются с ног, не в силах окормить свою паству, - сегодня в вопросе этом скрещиваются, выбеливаются наиболее тяжкие и трудные, традиционные и в то же время остросовременные проклятые русские вопросы».

На возвращении к христианскому сознанию настаивает и Михаил Поливанов: «Два упомянутых фактора - возвращение христианского сознания и чувство перемен - знаменуют особенную ответственность наших дней.

Трудно не связать между собой эти два фактора.

В действительности, несмотря на все заблуждения и отречения, мы живем в христианской культуре, в христианской эпохе, и именно христианство - то бродильное начало, те «дрожжи мира», на которых взошла и будет всходить, как тесто в квашне, история.

По твердому нашему убеждению, одно только христианство и содержит в себе движущую энергию, постепенно одухотворяющую и преображающую наш мир.

Поэтому вопрос состоит только в том, насколько глубоко это нам удается в нашей жизни, в наших днях понять и воплотить».

Наконец, с резкой статьей против «образованщины» выступил Солженицын, фактически бросив вызов либеральной и безбожной российской интеллигенции и возложив на нее вину за все русские революции.

Выход, по Солженицыну, видится опять же к возвращении к подлинной интеллигенции, несущей русскую национальную идею в ее религиозной форме.

Он пишет: «Да не в том ли заложена наша старая потеря, погубившая всех нас, - что интеллигенция отвергла религиозную нравственность, избрав себе атеистический гуманизм, легко оправдавший и торопливые ревтрибуналы и бессудные подвалы ЧК?

Не в том ли и начиналось возрождение «интеллигентного ядра» в 10-е годы, что оно искало вернуться в религиозную нравственность - да застукали пулеметы?

И то ядро, которое сегодня мы уже, кажется, начинаем различать, - оно не повторяет ли прерванного революцией, оно не есть ли по сути «младовеховское»?».

Нравственное учение о личности считает он ключом к решению общественных проблем.

По такому ядру тосковал и Бердяев: «Церковная интеллигенция, которая соединяла бы подлинное христианство с просвещенным и ясным пониманием культурных и исторических задач страны».

Ему вторит и С. Булгаков: «Образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волею».

Отметим, что вопрос о религиозном сознании не ставится в общерелигиозном смысле, а ставится применительно к христианскому сознанию - что не удивительно, потому что христианство тогда выступало в качестве универсального носителя религиозного сознания и у авторов статей, и у читающей публики.

Несколько выбивается из общего ряда статья М. Агурского «Современные общественно-экономические системы и их перспективы».

Автор, называя себя «участником движения, целью которого является национальное и духовное возрождение еврейского народа», в своей статье рассуждает о серьезных экономико-политических процессах в современном мире, естественно, не касаясь главного тезиса остальных авторов - противопоставления христианского и секулярно-безбожного сознания.

Он видит возможность позитивных изменений в разукрупнении промышленности, в сочетании централизации и децентрализации экономики, в основании будущего политического строя на духовных и нравственных ценностях, в уничтожении политических партий и смещении центра тяжести на уровень небольшой общины, в общественном контроле над СМИ.

Совсем не случайно уже сразу после своего появления на свет сборник вызвал самые противоречивые оценки - даже объединенные в неприятии коммунистического режима диссиденты и оппозиционные мыслители радикально расходились в оценках исторического пути России и характера необходимых перемен.

Особенной критике его подвергли представили либерального и демократического крыла диссидентского движения, не принявшие тезисов о характере советской интеллигенции, высказывания о религии и вере в самобытность России и ее особый путь, как движущие силы возможных перемен.

Писатель А. Синявский одним из первых обвинил Солженицына в русском национализме, шовинизме и желании построить автократическое государство, что вызвало ответные реакции авторов сборника и усиление полемики.

Отметим, что впоследствии некоторые авторы сборника в известной степени отошли от своих взглядов и присоединились к либеральной критике.

Так, Евгений Барабанов, выступавший соратником Солженицына и позже вместе с Вадимом Борисовым выступивший с открытым письмом в его защиту, постепенно перешел на путь пост-христианского либерализма.

Директор МБПЧ Александр Брод: «Несомненно, сборник «Из-под глыб» оказал влияние на своих читателей, поставив столь важные вопросы общественной жизни.

При этом, разумеется, не надо преувеличивать его значение.

Даже и до сегодняшнего дня прочитало его не так много людей, да и содержание его порой было далеко от общественных настроений.

Но именно как книга, зафиксировавшая этап общественного сознания, как независимый голос в душной атмосфере советского режима этот сборник имеет непреходящее историческое значение, которое усиливается тем фактом, что вопросы, затронутые в нем, с той же горячностью нередко обсуждаются и поныне».