Версия для печати

О докладе «Контртеррор на Северном Кавказе: Взгляд правозащитников. 2014 г. - первая половина 2016 г.»

Подготовлен очередной доклад о положении на Северном Кавказе Контртеррор на Северном Кавказе: Взгляд правозащитников. 2014 г. - первая половина 2016 г. – на этот раз правозащитной организацией «Мемориал».

Очевидно, что этот доклад не мог не отличаться кардинально от официальных региональных отчетов – это отражено уже в его подзаголовке: «Взгляд правозащитников». Впрочем, авторы доклада рассматривают не весь спектр проблем, связанных с правами человека на Северном Кавказе, а только нарушения прав человека в ходе контртеррористической деятельности в период 2014 – первой половины 2016 годов.

В начале доклада авторы указывают на ряд специфических для Северного Кавказа факторов, которые обусловливают сложившуюся в этом регионе обстановку:

 - продолжающееся вооруженное противостояние государства и фундаменталистского подполья, использующего в своей борьбе террористические методы;

- безнаказанность преступлений, совершенных представителями государства в ходе контртеррористических операций;

- противоречия между сторонниками «традиционного» для Северного Кавказа ислама и относительно нового для этого региона фундаменталистского салафитского направления в исламе.

Далее авторы указывают на общие для страны факторы, но гипертрофированные на Северном Кавказе:

- произвол чиновников;

- высокий уровень безработицы, расслоение общества на очень богатых и нищих;

- коррупция, уровень которой чрезвычайно высок, и клановость.

Наконец, указываются «общероссийские факторы», которые усиливают эффект прочих факторов:

- неэффективность избирательной системы и, как следствие, выборных органов власти на всех уровнях, включая муниципальный: невозможность через выборные органы решать конфликтные вопросы (например, земельные споры) приводит к тому, что эти конфликты осмысливаются как конфликты религиозных или этнических групп со всеми вытекающими последствиями;

- неэффективность судебной системы, ее зависимость от исполнительной власти (по тем же причинам);

- влияние экономического кризиса, обозначившегося в 2014 г., особенно существенное для дотационного региона.

С одной стороны, авторы отчета отметили успехи властей в области  противодействия террористам: «В 2014-2016 гг. продолжалась устойчивая тенденция, наметившаяся после 2009 г. и отчетливо прослеживаемая начиная с 2012 г.: существенное снижение активности вооруженного подполья, которое было обезглавлено в результате удачных спецопераций силовиков. Одновременно уменьшалась мобилизационная база подполья. Ранее этому способствовало использование руководством некоторых северокавказских республик методов «мягкой силы»».

Авторы доклада выдвигают вполне справедливый тезис: соблюдение прав человека служит необходимым условием достижения безопасности и является непременной основой стабильности. Грубые нарушения законности – исчезновения людей, фальсифицированные судебные приговоры – в ходе контртеррористических операций в долгосрочной перспективе провоцируют рост террористической активности, поскольку расширяют мобилизационную базу подполья. Такие события на руку пропагандистам подполья: свои права можно отстоять, только взяв в руки оружие. Кроме того, фальсификация судебных дел приводит к обвинению невиновных или второстепенных лиц, а главные преступники остаются на свободе и продолжают террористическую деятельность. Наконец, заведомо ложная информация из фальсифицированных дел получает официальный статус, дезориентирует и в конечном итоге делает неэффективной контртеррористическую деятельность.

Авторы доклада утверждают, что эти соображения были приняты во внимание,  был взят «новый курс» на диалог с разными слоями общества, на взаимодействие с правозащитниками, на соблюдение законности в ходе проведения контртеррористических операций, на возвращение к мирной жизни боевиков, готовых сложить оружие. В четырех республиках были созданы комиссии по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность (хотя эти комиссии, по словам авторов, реально заработали лишь в Дагестане и Ингушетии). При участии властей начался диалог между представителями различных течений внутри ислама.

Вместе с тем, отмечают авторы, этот курс проводился непоследовательно, испытывал мощное сопротивление как со стороны государственных силовых ведомств, не желающих отказываться от методов государственного террора, так и со стороны вооруженного подполья: в самом деле, «новый курс» уменьшал мобилизационную базу боевиков среди населения.

К сожалению, констатируют авторы доклада, в 2013 г. «новый курс» был, по сути, свернут». Прямо указывается, что «с весны 2014 г. в условиях нарастающей истерии в связи с событиями в Украине возвращение к методам государственного террора на Северном Кавказе стало основным трендом».

Далее авторы рассматривают состояние подполья и утверждают, что активность боевиков неуклонно снижается: последние теперь редко проводят масштабные операции, обычно избегают открытых столкновений, ограничиваясь обстрелами из засад и покушениями на силовиков и должностных лиц. Причем выводы авторов вызывают некоторые вопросы. В 2015 г. по сравнению с 2014 г., как они указывают, произошло наиболее резкое снижение потерь силовых структур за все годы – в 3,5 раза (со 182 до 52 человек). Означает ли этот факт, что здесь сыграло положительную роль «возвращение к методам государственного террора», или же столь резкое снижение вызвано другими факторами?

Цифры, иллюстрирующие снижения потерь в регионах Северного Кавказа, впечатляют: в Чечне – более чем в 40 раз по сравнению с 2006 г., в Дагестане – в 13 раз по сравнению с «пиковым» 2010 г., в Кабардино-Балкарии – более чем в 20 раз по сравнению с «пиковым» 2011 г., в Ингушетии – в 100 с лишним раз по сравнению с «пиковым» 2009 г. По официальной статистике ФСБ, за 2015 г. террористическую активность в Северо-Кавказском регионе удалось сократить в 2,5 раза.

К важным достижениям силовиков авторы доклада относят поражение  и, возможно, фактическое прекращение деятельности «Имарата Кавказ», созданного 7 октября 2007 г. Доку Умаровым, ставшим первым «амиром Имарата». Обратим внимание, что речь идет опять же об итогах 2014-2015 гг., т.е. о возвращении к «государственному террору» – хотя в числе других причин называется также отток заметной части сторонников подполья с Северного Кавказа на Ближний Восток и присяга в течение 2014–2015 гг. оставшихся отрядов северокавказских боевиков на верность «Исламскому государству» (ИГ).

Авторы с тревогой пишут о появлении этой новой угрозы (ИГ): «Может ли присяга на верность ИГ руководителей местных боевиков иметь реальные последствия для Северного Кавказа? К сожалению, этот шаг может оказаться не простым и пустым «ребрендингом», но с большой долей вероятности может повлечь за собой изменение тактики в сторону более жестоких действий – к тотальному террору против всех, кто не готов подчиниться ИГ». А ставка на методы «государственного террора», по их мнению, может лишь усилить влияние ИГ – способствует созданию значительной группы недовольных и обиженных властью, часть из них может составить мобилизационный резерв, на базе которого вернувшиеся с Ближнего Востока опытные бойцы смогут развернуть настоящую исламистскую армию. В таком случае борьба с ней может стать весьма непростой для российских силовых структур.

Отдельно авторы выделяют фактор усиления участия радикальной молодежи с Кавказа в джихадистском движении за рубежом и налаживания связей между северокавказским подпольем и джихадистским «интернационалом» в Сирии и Ираке. Так, будучи не в силах остановить исход радикальной молодежи, идеологи продолжения джихада на родине, чтобы сохранить лицо, сформулировали определенный идеологический компромисс, одобрив поездки на джихад в Сирию «для приобретения боевого опыта», но с условием обязательного возвращения на родину для ведения дальнейшей борьбы. Эта ситуация действительно тревожит, поскольку всегда возможно «перетекание» сил и средств с Ближнего Востока на Северный Кавказ. При этом авторы критикуют позицию властей, фактически понуждающих молодежь уезжать в Сирию, прежде всего к салафитам – представителям одного из направлений в исламе, считающегося радикальным. Они указывают: «В последние годы мы неоднократно сталкивались с тем, что людям, придерживающимся салафитского направления в исламе, власти (как силовики, так и сотрудники администраций населенных пунктов) угрозами, постоянными обысками, неоправданными задержаниями, оскорблениями сознательно создают невыносимые условия жизни. В случае жалоб на такую практику представители власти в неофициальных разговорах нередко отвечали примерно следующее: «Все равно мы не дадим вам тут спокойно жить – уезжайте куда хотите, хоть в Сирию». Родственников боевиков, уехавших в Сирию, тоже не оставляют в покое, хотя «прессуют» их не так жестко, как семьи боевиков, воюющих на Северном Кавказе». Но с другой стороны, указывают авторы, к середине 2015 г. политика по отношению к лицам, уезжающим в Сирию, резко изменилась – их задерживают.

В следующем разделе авторы отмечают, что деятельность правозащитных организаций в регионе осложнилась. К общероссийской тенденции ухудшения положения правозащитных организаций, связанной, прежде всего, с законом об «иностранных агентах», добавляются противозаконные действия местных властей: фабрикация уголовных дел против правозащитников, нападения и погромы офисов правозащитных организаций. Даже высказывается мнение, что «в 2014 г. был убит человек, связанный с правозащитной деятельностью». Авторы доклада приводят целый ряд соответствующих фактов.

Отдельного раздела удостоилась Чечня. Авторы пишут о том, что политическая, общественная, экономическая, религиозная жизнь региона давно взята под абсолютный контроль. Эта тенденция опасна и чревата абсолютным бесправием рядовых чеченцев, даже внешний вид которых подвергается контролю. Так, в последние месяцы 2015 г. во всех крупных населенных пунктах Чечни сотрудники республиканского МВД проводили рейды на улицах и базарах, останавливали автобусы и легковые автомобили. Они задерживали и увозили в неизвестном направлении молодых мужчин, чья внешность казалась им «подозрительной» – например, слишком короткие усы. В большинстве случаев с задержанными людьми проводили «воспитательные беседы», а затем отпускали. Но «беседа» могла длиться день, два и дольше. При этом их родственникам не сообщали, где они и что с ними.

Авторы приводят примеры похищений, незаконных задержаний, пыток и убийств людей чеченскими правоохранителями.

Также особое внимание авторы доклада уделили Дагестану. Их отношение к политике в Дагестане сформулировано в самом названии раздела: «Дагестан: шаг назад, к государственному террору». При этом авторы указывают на специфический и весьма противоречивый характер общественно-политической жизни в Дагестане: «Архаическая сторона дагестанской политической жизни способствует безудержной коррупции, клановости, семейственности, но одновременно позволяет сохранять в республике некоторые элементы демократии, например уровень свободы слова, уже невозможный в остальных регионах России. Кроме того, известно немало случаев, когда дагестанское общество активно, энергично и самоотверженно отстаивало свои интересы, в том числе и в конфликтах с действующей властью и силовыми структурами республики».

В частности, авторы указывают на неправомочные действия властей в ходе силовых операций, признавая даже, что силовые операции проводились обоснованно и ставили своей целью обезвреживание боевиков. Однако при этом отчеты об операциях, по словам авторов доклада, нередко не соответствуют действительности. В частности, по официальным сведениям, при попытке вырваться из зоны оцепления в с. Майданское были убиты четверо боевиков. Однако, по словам авторов, многочисленные очевидцы отрицали это, указывая, что четверо жителей села при свидетелях были задержаны силовиками, а потом были объявлены «погибшими в ходе вооруженного прорыва». В ходе спецоперации происходили массовые задержания мужчин; некоторых задержанных избивали. Большинство задержанных вскоре отпускали, но некоторых арестовывали. После короткого суда им назначили, по словам авторов доклада, слишком мягкое наказание, что явно свидетельствует об их невиновности: «Обычно подобное наказание суд назначает тем обвиняемым, в отношении которых вообще нет никаких доказательств их вины».

Авторы указывают и на неправомочные взрывы домов в ходе операций. Но вообще тут трудно сказать что-то определенное. В боевых операциях могут случаться различные обстоятельства, и судить о них со стороны не очень просто.

Авторы приводят многочисленные сведения о продолжавшихся в 2014-2016 гг. похищениях людей. По мнению местных жителей, в большинстве случаев к ним причастны представители силовых структур. Очень часто практикуются временные исчезновения людей с последующим появлением уже в качестве обвиняемых в совершении преступления, зачастую успевших в нем «признаться». Имеют место, хотя и гораздо реже, бесследные исчезновения людей; иногда силовики объявляют, что тело ранее исчезнувшего человека обнаружено ими в месте столкновения с боевиками.

Как и в Чечне, в Дагестане имеет место т.н. «профилактическое» давление на граждан. Как правило, это представители считающейся радикальной общины – салафиты. Сотрудники правоохранительных органов без какого-либо законного основания задерживали выходивших из салафитских мечетей прихожан, людей в кафе. Задержанных доставляли в отделы полиции, там устанавливали их личность, принудительно фотографировали и дактилоскопировали, иногда брали пробы ДНК. Информацию о задержанных заносили в базу данных. Чтобы попасть на такой учет, достаточно быть однократно задержанным в ходе рейда полиции по салафитским мечетям, или носить бороду, или стать жертвой доноса. Людей, попавших в списки профучета, правоохранительные органы не обвиняли в совершении каких-либо преступлений, в их отношении не были возбуждены уголовные дела. Однако состоявших на таком учете граждан регулярно задерживали при проезде через посты полиции, нередко доставляли в ближайшее отделение МВД. Авторы доклада прямо говорят о попытках разгрома салафитских общин, но указывают, что сохраняющиеся глубокие традиции народовластия и прямой демократии, а также оставшаяся относительно свободная пресса – уникальные в современных условиях жесткой авторитарной власти черты общественной жизни Дагестана – этому препятствуют.

В докладе много говорится о межклановой борьбе в Дагестане – снятии с постов чиновников, арестах и т.д.

Наконец, авторы в качестве примера приводят Ингушетию, где, по их словам, практикуется иной подход – основанный, в первую очередь, на реальной профилактике преступлений, на поиске возможного компромисса не с террористами, но с различными законопослушными представителями общества. Даже при том, что и в Ингушетии не всегда соблюдается закон, отмечается фабрикация уголовных дел, случаются пытки, незаконные задержания, все же  обстановка там несомненно лучше, отмечают авторы.

В целом же, как показали авторы доклада, обстановка на Северном Кавказе еще крайне далека от признания ее удовлетворительной.

Доклад следует признать очень информативным, охватывающим различные сферы нарушений прав человека в северокавказском регионе. Он, несомненно, должен быть проанализирован правозащитниками, представителями правоохранительных органов, федеральных и республиканских органов власти, для того чтобы сделать соответствующие выводы.