7 октября на 89-м году жизни скончался крупнейший российский лингвист, антрополог и семиотик, академик РАН Вячеслав Всеволодович Иванов. В исследованиях по истории культуры ХХ века Вяч. Вс. Иванов занимает достойное место в ряду великих российских гуманитариев наравне с Алексеем Лосевым, Михаилом Бахтиным, Мерабом Мамардашвили, Юрием Лотманом.

Вячеслав Иванов – автор более 1000 научных работ и переводов с 18 языков мира. В числе монографий, получивших широкое признание, «Общеиндоевропейская, праславянская и анатолийская языковые системы: сравнительно-типологические очерки» (1965), «Индоевропейский язык и индоевропейцы» (1984) (совместно с академиком Т.В.Гамкрелидзе), «Чет и нечет: асимметрия мозга и знаковых систем» (1978).

Академик РАН, специалист в области классической филологии и сравнительного языкознания Николай Казанский называет своего коллегу реформатором российской и мировой науки.

«Уход Вячеслава Всеволодовича — потеря для всех, кто знал его лично, и для тех, кто только читал его труды. Безусловно, это потеря для мировой науки. Его труды входят в самые сжатые списки рекомендованных работ в области сравнительно-исторического языкознания... Сделанное Вячеславом Всеволодовичем в области индоевропейского языкознания, как и в области семиотики, во многом определило уровень мировой науки», – сказал ученый в интервью изданию «Медуза».

Перечисляя заслуги Иванова, Николай Казанский говорит о бескомпромиссной этической позиции исследователя, который был уволен из МГУ после публичного осуждения травли романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго».

«После этого он работал в Институте славяноведения и балканистики, где им были написаны многие книги — грамматика хеттского языка, сопоставление анатолийских языков с балтийскими и славянскими, – вспоминает Казанский. – Именно здесь вместе с Владимиром Николаевичем Топоровым они написали книгу, посвященную славянской мифологии, и сформулировали так называемый "основной миф", отраженный во множестве индоевропейских традиций — миф о борьбе бога Грома со Змеем. Эти исследования были продолжены в Америке Кэлвертом Уоткинзом и Джошуа Катцом. В эти же годы появилась и его книга переводов с языков Древней Анатолии «Луна, упавшая с неба». Многие из стихотворных переводов читала и одобрила Анна Ахматова».

«И в семиотике, и в лингвистической теории он был источником крупных идей, в которых история культуры и мифология всегда рассматривались сквозь призму языка. Во всех этих областях его заслуги бесспорны, – подчеркивает академик. – Я не уверен, что в России в ближайшие годы мы увидим ученого такой широты научных интересов и человека такого масштаба» (meduza.io).

Филолог и литературный критик Дмитрий Бак отмечает, что творчество великих русских гуманитариев не случайно пришлось на период советской несвободы: «Не будь ее, возможно, дисциплинарные рамки соблюдались бы более ясно, каждый из великих основал бы собственное научное направление, получил бы доступ к мощным организационным и педагогическим возможностям, но все это была бы уже совсем другая история. И парадоксально, и с другой стороны совершенно закономерно, что все живое в науке, все, что противостояло официальной мертвечине, в конечном итоге порождало научные школы, выросшие не из престижных институций, а из домашних, иногда "кухонных" семинаров».

«Несколько месяцев назад я с замиранием слушал его (Иванова) скайповый доклад об Андре Мальро в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина, – вспоминает Бак. – Это была речь человека, страдающего от многих недугов тела, но сильного духом, спешившего поделиться с современниками хотя бы частицей того богатства, которые гнездились в его творческом сознании, оживляли его не знавший ни секунды покоя интеллект. Тонкий критик искусства и строгий ученый, прекрасный собеседник и выдающийся оратор – все эти качества соединились в фигуре Вячеслава Всеволодовича Иванова, человека, которого невозможно забыть и в чье отсутствие среди нас невозможно поверить» (rg.ru).

«Для того чтобы оценить вклад Вячеслава Всеволодовича в самые разные области знаний, потребуются объединенные усилия целой академии наук, чьим членом он был столько лет, – говорит писатель и литературовед Александр Генис. – Для того чтобы оценить эту ренессансную личность, потребуются объединенные усилия всех, кому повезло его знать» (svoboda.org).

По мнению поэта Дмитрия Быкова, Вячеслав Всеволодович Иванов воплощал собой «не смирную Россию»: «У нас обычно чем титулованней и увенчанней, тем лояльней. Иванов был, безусловно, самым известным российским гуманитарием в мире, и он эту традицию ломал, потому что "при государстве" не был, в советы по культуре не входил, на фоне президента не позировал и говорил о власти такие отчаянные резкости, какие не всякий оппозиционер себе позволял».

«Он занимался самым интересным и сложным на свете – антропологией, все прочие его интересы – языкознание, история, литературоведение – вытекали из этого: какова структура человеческой личности, как эта личность выражает себя и каковы ее главные цели. Все, о чем он говорил, было, прежде всего, интересно, поскольку касалось главного», – отмечает Быков, назвавший Вячеслава Иванова «едва ли не самым необычным человеком в нынешней России» (sobesednik.ru).

Вяч. Вс. Иванов

Из интервью последних лет:

«Сталин очень много думал о том, что потом будет, после него. И идея, что будет описание того, что был восточный тиран, у которого был двор из великих людей, – эта идея ему нравилась. Я думаю, что никакой любви к марксизму и большевизму у Сталина не было. И фактически мы переживали реакцию. После революции бывает реакция. Я не согласен с тем, что сейчас говорят, что марксизм потерпел поражение. Никакого марксизма не было. Был государственный капитализм, выдвинувший одного человека. Это была сугубо восточная форма абсолютной власти одного человека» (svoboda.org).

«Я думаю, что гений в основном устремлен к некоторым общечеловеческим ценностям, которые для него больше, чем преходящие. Гений, как правило, выше и больше своей эпохи. Но при этом, я думаю, что очень важная сторона гения – это возможность решения таких задач, которые другим людям кажутся просто невероятными. Мне как-то Капица-старший, Петр Леонидович, нобелевский лауреат, с которым очень дружил мой отец, по наследству и я при огромной разнице в возрасте тоже могу сказать, что мы дружили с ним, рассказывал об одном своем споре с Эйнштейном. Тогда Капица делал первые свои интересные опыты у Резерфорда, в Англии. Эйнштейн его пригласил и убеждал сделать опыты по использованию магнитов в решении проблем сверхбольших энергий. Капица, будучи хорошим экспериментатором, спорил с великим теоретиком и говорил, что это неосуществимая вещь. Эйнштейн настаивал. Капица ему сказал: "А кто вам вообще сказал, что это возможно?" На что Эйнштейн ответил: "Бог мне сказал". И к концу жизни Капица, уже после немилости, когда ему пришлось продолжить работы в своем гараже, все-таки осуществил эти эксперименты. Они оказались возможными. Вот это очень интересно, что тут даже не так важно толкование этого слова "Бог", а важно то, что есть некоторый потолок, который существует для других людей и который можно преодолеть (svoboda.org).

«Колоссальная проблема, которая стоит перед Россией, заключается, процитирую Шкловского, в отсутствии гамбургского счета. В книге "Гамбургский счет" Виктор Шкловский описал, что все соревнования борцов на самом деле строятся на подкупе. Борцы получают большие деньги и заранее решают, кто победит. Нет настоящего соревнования, а есть соревнование денег. Для того чтобы избежать этого, чтобы была реальная оценка, в Гамбурге есть какое-то место, где собираются все борцы, завешивают окна, чтобы никто не мешал, и происходят настоящие соревнования. Гамбургский счет – это счет без учета всех привходящих вещей. Шкловский говорил, что в литературе есть настоящий счет. Он тогда описывал место Булгакова и Бабеля в тогдашней литературе. Я думаю, что это все правильно, и правильно то, что старая Россия, включая даже Россию ранних времен Сталина, еще имела гамбургский счет. А дальше мы теряем гамбургский счет. У нас нет способа выделения действительно выдающихся реальных людей. Поэтому, к сожалению, очень бедный набор личностей в политике» (svoboda.org).

«У истории есть свой план. Если у истории есть план не погубить человечество, что я сейчас все-таки допускаю, то тогда в ближайшее время история нам должна помочь» (The New Times).