4 октября исполнилось 25 лет со дня штурма Дома Советов в Москве. Конституционный кризис, развивавшийся в России с декабря 1992 г., был разрешен силовым способом. После массовых беспорядков 3 октября 1993 г. — захвата московской мэрии и атаки на телецентр «Останкино» сторонниками Верховного Совета — действующий президент Борис Ельцин объявил в столице чрезвычайное положение и ввел в город войска.

В штурме Дома Советов 4 октября были задействованы 1,7 тыс. человек, 20 бронетранспортеров и 10 танков. В ходе боевой операции, начавшейся утром, с Калининского моста по зданию были выпущены 12 снарядов из танков Т-80. Кадры горящего Белого дома, мгновенно разлетевшиеся по миру, ознаменовали драматическое начало новой эпохи в жизни страны.

К 17:30 Белый дом был сдан, руководители защиты во главе с председателем Верховного Совета Русланом Хасбулатовым и вице-президентом Александром Руцким — арестованы.

3-4 октября в Москве погибли 124 человека, 348 были ранены.

В феврале 1994 г. Государственная Дума амнистировала всех участников конфликта.

Осмысление драматичных страниц «черного октября» продолжается по сей день. Спустя четверть века, события осени 1993-го анализируют политологи, историки, участники боевых действий.

«Из 1350 страниц составленного мною постановления по прекращению дела около 300 было изъято (побывало оно и в администрации президента). А подписывал постановление замгенпрокурора Михаил Катышев», — рассказывает Леонид Прошкин — в те годы старший следователь по особо важным делам, входящий в группу по расследованию событий октябрьского путча. — От людей с обеих сторон я слышал, что со стороны посольства США было влияние. И стороной президента, и стороной Верховного Совета — так или иначе, управляли, дергали за ниточки. Причем многие из непримиримых противников жили в одном элитном доме в районе Рублевки».

«В крови повинны обе стороны, — считает Л. Прошкин. — Даже утром 4 октября большего числа жертв еще можно было избежать — но части уже шли к Белому дому. Мирные переговоры не нужны были тем, кто хотел бойни» (kp.ru).

Сергей Степашин, занимавший в 1993 году пост замминистра безопасности РФ, выразил убежденность, что 4 октября «без стрельбы уже можно было обойтись»

«Конечно, внешне штурм Белого дома выглядел безобразно. Я сейчас считаю, что без пальбы из танков можно было обойтись 100%, никто меня не переубедит в этом», — заявил С. Степашин РИА Новости 25 лет спустя.

Он также заявил, что при артобстреле по Белому дому не использовались боевые снаряды.

«Я это знаю потому, что одна из болванок попала в мой рабочий кабинет. Я потом это долго вспоминал. Были бы боевые снаряды, здания не было бы. Это был акт устрашения», — пояснил он.

По мнению С. Степашина, штурм мэрии и телецентра стал решающей ошибкой сторонников Верховного Совета.

«Я помню выступление Николая Сванидзе, Егора Гайдара, призывавшего москвичей встать на защиту демократии. Тогда настроение резко изменилось, стало понятно, что можно обойтись без силового варианта», — отметил политик.

Между тем, по мнению Сергея Филатова, который в 1993 – 1996 гг. возглавлял Администрацию Президента РФ, компромисс между конфликтующими сторонами был невозможен: «Шансов не было, потому что для депутатского большинства единственной ценой мира с президентом являлся отказ от рыночных реформ. А для нас это не подлежало обсуждению. Поэтому все дискуссии велись не о том, как с этим депутатским корпусом договориться, а о том, как бы от него избавиться наиболее безболезненно. И с другой стороны царило такое же настроение. Откровенно заявлялось: оставим Ельцину полномочия английской королевы, тогда ему ничего не останется, как нарушить Конституцию, а тут мы его и прихлопнем».

С. Филатов убежден, что октябрь 1993-го и сейчас продолжает оказывать негативное влияние на политический климат в России.

«К сожалению, разрыв между недавними соратниками и стрельба в центре Москвы отвратили массу людей от политики вообще. Результатом стала апатия. Вся надежда на молодежь», — сказал экс-глава кремлевской администрации (bbc.com).

Директор Центра европейско-азиатских исследований Андрей Русаков указывает на две причины конституционного кризиса 1993 года: «Главным корнем всех проблем было несовершенство законодательной системы постперестроечного времени. Попытка сделать кальку с американской системы с президентом, вице-президентом и парламентом, но без соответствующего понимания, на неподготовленной почве, не сработала... Предполагалось, что Александр Руцкой уравновесит фигуру Бориса Ельцина, но по факту он вел себя, как второй президент, позволял политические заявления и решения и нередко ругал собственного руководителя. Свои политические амбиции имел и председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов. В итоге было совершенно непонятно, кто же все-таки руководит государством, и не было органа, который мог бы рассудить участников по обе стороны баррикады. В самой же Конституции полномочия властей прописывались весьма обтекаемо. И, ссылаясь на одни и те же положения, разные люди их толковали по-разному.

Второй вопрос — моральный. Добившись долгожданной независимости, руководители страны не сразу поняли, что с этой независимостью делать. Люди, которые добивались смены государственного строя, получив власть, из-за амбиций не смогли поделить ее между собой».

«Рано или поздно, конфликт должен был закончиться, хотя все могло бы сложиться менее трагично, — считает эксперт. — Но участники были настроены стрелять «до последнего патрона». После этого в России была окончательно дискредитирована идея парламентской республики, и стало ясно, что все попытки построить парламентскую демократию оказались не более чем иллюзией» (oblgazeta.ru).

Председатель комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству Павел Крашенинников отмечает исключительный характер «черного октября» 1993-го: «Очевидно, что это было революционное событие, хотя революцией я его назвать не могу. Оно ускорило процесс изменения государственного строя. Мы знаем, что у нас перед этим была «война законов», после распада Союза был конфликт между высшими органами власти. Конечно, сложности накапливались, и требовалось принятие нового Основного закона. Осенью 1993 года подготовка новой Конституции уже шла, было проведено несколько совещаний. Понимая, что ситуация будет меняться, консервативные силы, которые были против изменений, устроили своего рода неповиновение президентской власти. Не буду давать правовую оценку расстрелу — я наблюдал все это вживую, с последнего этажа Главного управления жилищной политики, где тогда работал. Событие для страны и общества было тяжелым. В Москве это ощущалось очень сильно: шла стрельба, действовали провокаторы. Это было то событие, после которого у нас в стране все перевернулось: Верховный Совет прекратил свое существование, был издан указ о выборах в Госдуму. Был проведен референдум, в соответствии с которым была принята новая Конституция».

«Нам нужно все это помнить и извлекать из этого уроки, чтобы идти эволюционным, а не революционным путем», — призывает парламентарий (oblgazeta.ru).

Публицист Борис Вишневский настроен пессимистично: «После «черного октября» только-только зародившийся парламентаризм как политический институт в России практически перестал существовать. В новой Конституции побежденный парламент оказался «поражен в правах», в первую очередь — в части влияния на президента и исполнительную власть. Не имея возможности воспрепятствовать назначению негодного премьера даже ценой роспуска (а тем более — назначить свою кандидатуру), не имея возможности ни утверждать, ни смещать министров, не определяя ни внешнюю, ни внутреннюю политику, ни экономический курс, при де-юре прописанной, но де-факто нереализуемой процедуре преодоления вето президента, а тем паче импичмента ему, не имея прописанных в Конституции контрольных функций парламент не может быть полноценным законодательным и представительным органом.

Точно так же практически перестал существовать и институт правового государства, поскольку осенью 1993 года выяснилось, что прав не тот, на чьей стороне закон, а тот, кто сильнее.

С тех пор правом в России стала воля президента, возведенная в закон (а то и воля его наместников и подчиненных). Усугубило ситуацию право президента назначать почти всех судей в стране, и вносить кандидатуру Генпрокурора. Аналогичная модель после принятия новой Конституции была принята и в регионах, и началось построение «вертикали», авторитарного политического режима (который сегодня, микшируя его сущность, некоторые любят называть «гибридным»).

Результаты известны. Исполнительная власть избавилась от парламентского контроля, начала принимать решения без малейшего учета интересов общества и без малейшей ответственности перед ним и, естественно, стала коррумпированной и некомпетентной. А чтобы сохранить такое положение вещей и дальше, направила все усилия на собственную несменяемость, в чем серьезно преуспела» (novayagazeta.ru).

Вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин отмечает, что страшный опыт осени 1993-го научил российских политиков гибкости.

«Политическая система стала более компромиссной, менее биполярной, когда «мы – они» — непримиримая борьба, стала уходить непримиримость. И сейчас, например, мы видим обсуждение пенсионной реформы — такое эмоциональное, драматичное тоже, но оно проходит в обстановке, которая совершенно не напоминает начало 90-х годов. Оппозиция участвует в слушаниях, в согласительных процедурах, вносит свои поправки, к чему-то из этого власть прислушивается, к чему-то — нет, но идет такой рабочий процесс», — указал эксперт (РИА Новости).

По итогам соцопроса ВЦИОМ, проведенного к 25-летию штурма Белого дома, 63% граждан РФ негативно оценивают применение силы Борисом Ельциным в отношении Верховного Совета. Кроме того, опрос показал, что о событиях осени 1993 года знают 90% респондентов.