29 мая 2020 года Президент России Владимир Путин подписал Указ, утверждающий новую редакцию Стратегии противодействия экстремизму до 2025 года. В документе говорится, что новая редакция утверждается «в целях обеспечения дальнейшей реализации государственной политики в сфере противодействия экстремизму в Российской Федерации».

Прежний вариант Стратегии был принят в ноябре 2014 года. Первая редакция была разработана в целях конкретизации положений Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» (был принят в 2002 году), а также Стратегии национальной безопасности (в редакции 2009 года). Таким образом, прежняя редакция Стратегии противодействия экстремизму отражала реалии, сложившиеся на 2014 год, и фокусировалась на внутренних вызовах. В измененной версии документа намного больше внимания уделено угрозам, исходящим из-за рубежа. Не только таким, как поддержка террористической активности, но и намеренная политизация исторических нарративов, а то и фальсификация прошлого. Несмотря на то, что проблемы нелегальной миграции и связанные с ней экстремистские практики и раньше становились предметом пристального внимания российских государственных структур, следует особо подчеркнуть: распространение пандемии коронавируса до предела актуализировало эту проблему. В этой связи упоминание данных сюжетов в новой версии Стратегии чрезвычайно важно.

В новом варианте документа уточняется и расширяется базовый понятийный аппарат. Наряду с «экстремистской идеологией» появляется дефиниция «идеология насилия». И если первая связана больше с прямой поддержкой преступных деяний, то вторая — с попытками легитимации насилия, формирования «понимающего» дискурса, для которого антигосударственные и антиобщественные действия могут быть оправданы по тем или иным причинам. Под радикализмом понимается не «глубокая», а «бескомпромиссная приверженность идеологии насилия».

Следует обратить внимание на такую формулировку, как «субъекты противодействия» экстремизму. Она присутствует в двух редакциях Стратегии. Но если в редакции 2014 года под таковыми понимаются «федеральные органы государственной власти, органы государственной власти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления, институты гражданского общества, организации и физические лица», то в 2020 году свою субъектность сохранили только государственные и муниципальные структуры. Подобная трактовка по факту наделяет функцией противодействия экстремизму только органы власти, между тем, без всесторонней поддержки институтов гражданского общества, НКО, СМИ эффективная борьба с экстремизмом весьма проблематична.

Стратегия справедливо указывает на такие угрозы, как фальсификация истории, возрождение нацизма, оправдание коллаборационизма. На основании искаженных исторических схем делаются попытки пересмотра роли России в современной системе международных отношений (постоянное членство в Совбезе ООН, участие в миротворческих миссиях, роль в ОБСЕ). Но очевидно, что без активной поддержки со стороны академического сообщества (профессиональных историков, социологов, политологов, архивистов), правозащитников, юристов, объединенных в профильные НКО, противодействие этим попыткам извне не будут результативными. Не говоря уже о том, что обратная связь между обществом и структурами государственного и муниципального управления помогает властям в сдерживании экстремистской угрозы. Для профилактики экстремизма важно участие религиозных структур. Слово духовных авторитетов может и должно предотвращать радикализацию, особенно в молодежной среде. Не менее важна просветительская работа для продвижения идеи единства российской гражданской нации. Она невозможна без усилий педагогов, журналистов, активистов национально-культурных автономий. В этой связи, не следует сводить борьбу с экстремизмом исключительно к административной и полицейской работе, которая, вне всякого сомнения, нужна и важна, но не является единственным ресурсом по борьбе с радикализацией. Особенно, если речь идет о профилактике и превенции экстремизма, работе с теми, кто по каким-то причинам попал под негативное влияние радикальных проповедей, но не переступил еще черту закона.

В то же самое время мы видим, что к «противодействию экстремизму» новая редакция Стратегии относит и деятельность по минимизации и ликвидации его последствий. То есть те направления, где общественная деятельность чрезвычайно важна. В Стратегии все же упоминаются направления противодействия экстремизму, связанные с институтами гражданского общества. Предполагается господдержка тех организаций, которые осуществляют противодействие этому злу.

В двух версиях редакции рассматриваются два вида экстремистских угроз — внутренние и внешние. Нельзя не отметить, что в 2020 году более детальное внимание уделяется внешнеполитическим вызовам. Если в 2014 году к внешним угрозам относились «поддержка иностранными государственными органами и организациями экстремистских проявлений в целях дестабилизации общественно-политической обстановки в Российской Федерации, а также деятельность международных экстремистских террористических организаций, приверженных идеологии экстремизма», то в новой редакции особо подчеркивается такая угроза, как «инспирирование “цветных революций”», а также «разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей». Последние формулировки вызывают определенные вопросы, так как духовность, нравственность и ценность — понятия, которые трудно юридически определить и квалифицировать. Например, в XVIII столетии распространение суфизма в восточной части Кавказа происходило с трудом и c многочисленным эксцессами, а сегодня его рассматривают как проявление «традиционного ислама». В советский период предпринимательская этика не считалась нашей ценностью, как минимум, она не поощрялась на государственном уровне, но сегодня — это наши социально-экономические реалии, не отвергаемые даже партиями коммунистической ориентации.

Совершенно справедливы опасения вмешательства внешних сил во внутренние дела страны под предлогом «защиты демократии», «борьбы с авторитаризмом». Действительно, у США и их союзников накоплен немалый опыт таких технологий по всему миру. И очевидно, что нужны сильные страховочные механизмы, чтобы не допустить применения этой модели в России. Но в то же самое время, стоит более нюансированно подходить к оценке несогласованных публичных мероприятий и протестных акций. Далеко не всегда такие действия инспирированы и могут быть отнесены к экстремистским. Стоило бы более четко прописать мотивацию организаторов таких выступлений, контекст их появления. В ряде случаев протестные действия вызваны несвоевременным и неэффективным реагированием управленческой машины, произволом правоохранителей. И было бы крайне важно избегать расширительной трактовки экстремизма, во многом из-за того, чтобы не допустить неправомерного ограничения конституционных прав граждан и порождения нового витка недовольства и протестной активности.

К числу важных новаций в Стратегии можно отнести внимание к ситуации на Ближнем Востоке (который рассматривается как потенциальный очаг распространения террористической и экстремистской угрозы), к «неблагоприятной миграционной ситуации». Возможно, что для лучшей нюансировки следовало бы добавить момент о важности трудовой миграции, как для национальной экономики, так и для продвижения евразийских интеграционных проектов (прежде всего, ЕАЭС). Но эта важность не предполагает отсутствие качественного контроля над миграционными процессами, жесткое следование всем стандартам и законам, принятым в Российской Федерации.

Директор МБПЧ Александр Брод: «Новая версия Стратегии противодействия экстремизму отражает те изменения, которые произошли в России и в мире за период с 2014 по 2020 гг. Этот документ, по сравнению с предыдущей редакцией, более жестко определяет угрозы со стороны внешних игроков, а также фокусирует субъектность и ответственность преимущественно на органы власти (начиная от федеральной и заканчивая местной). В нем определен ряд новых сфер, представляющих потенциальные территории риска. В то же самое время, не до конца оценены ресурсные возможности гражданского общества, а некоторые формулировки требуют конкретизации, во избежание расширительных трактовок экстремистской деятельности и неправомерного ограничения конституционных прав граждан».