В мае 2020 года исполнился год с того момента, как президентом Украины стал Владимир Зеленский. Он пришел к власти как президент большинства, уставшего от националистической и милитаристской мобилизации, которую продвигал его предшественник Петр Порошенко. Среди запросов его избирателя было установление мира в Донбассе и устранение крайностей культурной и языковой политики прежнего президента. Избиратели Зеленского надеялись на то, что практики диффамации, широко распространенные против тех, кто не поддерживал искусственно подогреваемую ксенофобию, церковный раскол, форсированную украинизацию и реабилитацию гитлеровских коллаборационистов, будут прекращены или, как минимум, перестанут быть системой. Однако, по прошествии года, ситуация не изменилась. За сменой лиц на украинском политическом Олимпе (а вслед за президентским успехом партия «Слуга народа», сформированная вокруг фигуры Зеленского, взяла большинство в Верховной Раде) не последовала смена вех. И защита прав человека, систематически нарушавшихся после государственного переворота 2014 года, по-прежнему не стала приоритетом украинской власти.

И, хотя Украина остается в фокусе международного внимания как государство, вокруг которого сталкиваются интересы великих держав, не менее важной проблемой остается внутреннее развитие этой крупной, по европейским меркам, страны. В этом контексте правозащитные сюжеты чрезвычайно важны. И, если западные союзники Киева делают вид, что ничего серьезного, с точки зрения дискриминации основных прав и свобод, не происходит, и украинские власти лишь критикуются за «отдельные недостатки», то Москва внимательно фиксирует те негативные тренды, которые прослеживаются в соседнем государстве. Для этого имеются рациональные причины. Продолжающийся украинский кризис оказывает многообразное негативное влияние на российскую внешнюю политику. Он препятствует расширению сотрудничества России с крупнейшими странами ЕС, в частности, выступая формальным поводом для сохранения антироссийских ограничительных мер в экономике. Сохранение отчуждения между Москвой, Парижем и Берлином мешает России играть более активную роль на континенте, в связи с наметившимися расхождениями между Евросоюзом и США. Украинский кризис также создает препятствие для кооперации Москвы с Вашингтоном по таким чувствительным проблемам международной безопасности, как режим ядерного нераспространения (договор СНВ-3), борьба с терроризмом, взаимодействие на ближневосточном направлении и по проблемам Афганистана.

Однако в этом перечне острых вызовов нельзя сбрасывать со счетов и правозащитное измерение, поскольку деградация в области соблюдения гражданских и политических прав укрепляет государственный русофобский курс Украины, способствует отрицательному отбору в национальную элиту, позиционирующую себя не столько поборницей собственных интересов, сколько инструментом тех сил, которые не заинтересованы в стабильности в Европе и в прекращении «холодной войны-2».

Ситуации с соблюдением прав человека на Украине посвящен доклад МИД РФ «О ситуации с правами человека на Украине», опубликованный 16 июля 2020 года. В нем представлено 8 разделов. Во вводной части констатируется, что «существующие на Украине многочисленные проблемы попадали в поле зрения многих международных мониторинговых структур в области прав человека, в том числе договорных органов по правам человека, специальных процедур Совета ООН по правам человека, а также международных и украинских неправительственных правозащитных организаций. При этом все эти структуры отмечали системный характер правозащитных проблем на Украине и с обеспокоенностью указывали на то, что выявленные проблемы требуют самого пристального внимания властей и серьезных усилий для их решения». Было бы крайне важно в будущем в аналогичных докладах подкрепить данные тезисы цитатами. Это придало бы им большую весомость, а самому докладу — более высокий уровень доказательности.

Первый раздел доклада посвящен проблемам героизации нацизма и коллаборантов, запятнавших свое имя сотрудничеством с «третьим Рейхом». Авторы справедливо отмечают, что и после смены президентства год назад ситуация на этом направлении не изменилась в позитивную сторону. Особо подчеркивается преемственность в деятельности т.н. Украинского института национальной памяти, нацеленную на полное вымывание позитивного восприятия советского и имперского наследия, создаваемого при активном участии и украинцев, и выходцев из Украины.

Второй раздел доклада посвящен ограничительным практикам в отношении СМИ и отдельных журналистов. Авторы подчеркивают: «Серьезным рестрикциям подвергаются права на свободу мнения и его свободное выражение, ограничивается независимая работа журналистов, предпринимаются попытки по ужесточению цензуры. Высоким остается уровень агрессии в отношении сотрудников СМИ». Показательным в этом контексте является кейс австрийского журналиста Кристиана Вершюца, которому за его объективные репортажи был сначала закрыт, а потом, после давления официальной Вены, открыт въезд в страну.

В третьем разделе рассматриваются преследования национальных меньшинств. Авторы доклада справедливо говорят о диктатуре националистических организаций. «Действующие в стране праворадикальные организации, такие как «Правый сектор», «Гражданский корпус Азов» и «Социал-национальная ассамблея», поощряют подстрекательство к расовой ненависти и распространение расистской идеологии». Детализация этой проблемы имеется в четвертом разделе. Там рассматривается дискриминация в отношении неукраинцев в образовательной сфере.

Пятый раздел посвящен нарушениям прав человека теми, кто по своим прямым обязанностям должен их защищать, а именно правоохранительными структурами. Так, «по данным международных мониторинговых структур в области прав человека, в стране имеют место многочисленные факты незаконного содержания под стражей, пыток, запугивания, жестокого обращения, сексуального насилия, в том числе с целью принуждения к признанию вины или сотрудничеству. С мая 2018 г. по май 2019 г. Наблюдательной миссией по правам человека на Украине было зафиксировано 57 подобных случаев». К этим тезисам имеются те же пожелания, что и к вводной части. Было бы полезно конкретизировать, какие именно структуры высказывали свои замечания в отношении к работе украинской правоохранительной системы.

В шестом разделе доклада разбираются случаи дискриминации клириков и прихожан канонической Украинской православной церкви (УПЦ). Особого внимания заслуживают продолжающиеся захваты приходов со стороны раскольнической «Православной церкви Украины».

Седьмой и восьмой разделы имеют более узкие рамки. В первом случае речь идет о нарушениях прав граждан в ходе конфликта на юго-востоке Украины, а во втором — о несоблюдении правозащитных стандартов в период коронавирусной инфекции.

Доклад снабжен достаточным количеством эмпирических данных. Его структура выглядит обоснованной и логичной. Однако доклад имеет и определенные изъяны. Так, после каждого из разделов не следуют выводы, которые суммировали бы разнообразные факты, четче определяли бы негативные тренды украинской внутренней политики. Нет в докладе и заключения, финализирующего его, систематизирующего все разнонаправленные нарушения прав человека. Стоило бы обратить внимание и на позиции союзников Киева, международных институтов. Ведь их потворство дискриминационным и диффамационным практикам укрепляет ту вседозволенность в отношении журналистов, представителей этнических меньшинств, УПЦ, которая сегодня присутствует в поведении украинских чиновников, политиков, «активистов». Сам по себе феномен «диктатуры активистов» как специфической формы подавления инакомыслия стоило бы отобразить более подробно. В то же самое время, было бы полезно показать, что есть и «другая Украина». Та, которая ставит вопросы соблюдения прав человека публично, борется за них, отстаивает свое право. Эти люди заслуживают внимания не меньше тех, кто это право ежедневно попирает.

И, тем не менее, несмотря на имеющиеся изъяны, доклад представляет значительный интерес, как для практиков, так и для исследователей современной Украины. Крайне важно, что доминирующему в сегодняшнем информационном пространстве западному нарративу имеется альтернатива. Хочется пожелать, чтобы эта альтернатива была бы шире представлена. Не только на русском, но и на иностранных языках, прозвучала бы в социальных сетях и «новых медиа». Иначе велик риск, что такое выступление останется, по преимуществу, ведомственным документом, что существенно снизит его КПД.