Казалось бы, с началом «перестройки» и с рождением на обломках СССР новой России многое из того, о чем диссиденты и мечтать не могли в 1970-1980-х гг., стало реальностью: информационная свобода, слом однопартийной монополии, возможность публикаций у авторов, которые ранее считались врагами советского строя и даже «литературными власовцами». Однако и в этой ситуации Марк Дейч не поспешил встроиться в мейнстрим. Он продолжил следовать своей критической манере восприятия людей и жизни. Именно это стало одной из причин его расставания с коллективом радиостанции «Свобода», которому он отдал 7 лет своей жизни (1989-1996 гг.). И именно это противопоставило его новым кумирам и пророкам постсоветской России. В данном случае речь идет, в первую очередь, о его полемике с Александром Солженицыным, в которой многие маститые «акулы пера» оказались на противоположной с Дейчем стороне интеллектуальных баррикад. При этом, как справедливо заметил один публицист, «Солженицына бросились защищать скопом. Причем те же самые, кто столь же яростно ополчались против него при коммунистах». Таков парадокс постсоветской России…

Как отметили бывшие коллеги Марка Дейча по «Свободе», его независимость, а также «несколько вызывающая самостоятельность рождали у многих коллег зависть, смешанную с подозрительностью». Что уж говорить о тех, кто не считал себя его друзьями и коллегами по профессиональному цеху? Так, в марте 2006 г. и в апреле 2008 г. Дейч оказался включенным в т.н. «Списки врагов русского народа», составленные радикальными националистами – которые, похоже, понятия не имели о том, что заклейменный ими журналист вел серьезные споры с западными коллегами, продолжавшими рассматривать Россию через оптику времен «холодной войны». И его аргументация для продвижения имиджа нашей страны была намного более полезна, чем выискивание процентов неправильной крови у правозащитников или активистов гражданского общества.

Впрочем, сам публицист предпочитал выяснять отношения с оппонентами в рамках своего профессионального мастерства. И в постсоветский период Марк Дейч критически высказывался о действиях государственных властей, однако не превращал эту критику в фетиш и не пытался заработать очки на примитивных разоблачениях, когда власть обвиняют даже в ее стремлении остановить радикалов и экстремистов: «Когда-то Григорий Явлинский очень точно высказался. Я бы даже сказал — афористично. “Власть, — сказал он, — нельзя трогать руками”. А если потрогал (добавлю от себя), тогда есть только два выхода. В зависимости от намерений. Или — женись, или — не обижайся». Именно такой подход использовал публицист, когда обращался к анализу радикальных организаций в России: процитированный выше фрагмент касался сюжета о деятельности "Национал-большевистской партии" Эдуарда Лимонова. Дейч довольно скептически отзывался и по поводу искусственного раздувания темы политических заключенных, получившей распространение в рядах «несистемной оппозиции»: «У нас тенденция даже намечается. Теперь часть тех, кто попадают за решетку по справедливому обвинению и по справедливому решению суда, тут же объявляют себя политическими заключенными. И потом пытаются строить на этом свою дальнейшую защиту и пытаются таким образом выйти на свободу». И такой подход означает, что автор не занимает безоговорочно чью-то сторону, а сохраняет трезвость и адекватность в понимании непростой социально-политической проблемы. В своем эссе «Записки постороннего» Марк Дейч без всякого стеснения говорил о том, что не готов сливаться с общей массой или специально делать что-то наперекор мнению большинства. С Дейчем можно было спорить и не соглашаться, но нельзя было не признать свежести и оригинальности его взглядов, парадоксальности и нелинейности его выводов. Весьма характерно, что многолетний оппонент Дейча дьякон Андрей Кураев (на книгу которого «Как делают антисемитом» публицистом была написана жесткая критическая статья в «Московском комсомольце») отозвался на его смерть записью в своем блоге: «Простите, Марк!».

Публицистическая палитра Марка Дейча была чрезвычайно широка. Его нельзя было назвать автором одной темы. Он много писал о внутренней и внешней политике, но не только: на радио «Свобода», например, он сделал в свое время интересный репортаж об истории старых московских кладбищ. Однако среди многочисленных тем, поднятых и затронутых Дейчем за все годы его журналистской работы, есть одна, к которой он относился с особым пиететом и вниманием, а именно проблемы ксенофобии, антисемитизма и радикального национализма. И делал он это вовсе не потому, что близко к сердцу воспринимал все комплексы вокруг пресловутого «пятого пункта». С присущей ему иронией, Дейч объяснял своим читателям: «Тутошний я. Коренной москвич. Родился на Арбате, у Грауэрмана. Гражданство никогда не менял. И не надейтесь». Таким образом, он пытался продвигать, на первый взгляд, понятную, но до сих пор плохо усвоенную многими мысль. Противостояние ксенофобии и антисемитизму – это не защита еврейского меньшинства или чувств политкорректных либералов и правозащитников. Это проблема состоятельности государства и его институтов. И потворство примитивным националистическим инстинктам наносит не только ущерб репутации России, как цивилизованной и демократической страны, но и напрямую вредит российским государственным интересам. В самом деле, одним из приоритетов российской политики на постсоветском пространстве является противодействие возрождению неонацизма, расизма и ревизионизма в отношении к истории Второй мировой войны. Впрочем, данная тема в связке с борьбой за приоритет международного права над односторонними действиями одних государств по вмешательству во внутренние дела других имеет уже не европейское, а глобальное звучание. Насколько обоснованными и прагматичными в этой связи (о ценностном измерении мы уже не говорим!) выглядят такие действия, как недавнее признание Дня памяти жертв Холокоста «излишней датой» или прошлогодняя ростовская история с мемориалом «Змиевская балка», когда упоминание о жертвах-евреях было цинично стерто? Насколько оправдано молчание властей в отношении  антисемитских сюжетов, которые пытаются механически вписать в общий ксенофобский контекст? Ведь все описанные выше действия разрушают (вольно или невольно) немалые усилия России по сохранению памяти о Второй мировой войне и недопущению пересмотра ее итогов. В этой связи российскому государству и обществу следует осознать, на первый взгляд, простую истину: сдерживание антисемитизма – это, не в последнюю очередь, защита насущных государственных интересов страны.

Результаты своих публицистических размышлений Марк Дейч обобщил в двух объемистых книгах: «Коричневые» («Терра», 2003 г.) и «Клио в багровых тонах: Солженицын и евреи» («Детектив-пресс», 2006 г.). Насколько сегодня актуальны высказанные им мысли? На первый взгляд, на сегодняшний день многие оценки и наблюдения автора кажутся излишне тревожными. Так свою книгу «Коричневые» Дейч начинает с вопроса: «Почему в России нацизм больше, чем нацизм?» И объясняет свою позицию предельно ясно и жестко: «Нет сегодня второго такого государства в мире, где было бы столько нацистских и неофашистских партий, сколько их нынче в России. Причем действуют они совершенно легально, зачастую при полном благорасположении властей. Им, русским нацистам, вольготно на Руси. До последнего времени им нигде не противодействовали. Прокуратура и милиция лояльны. И лишь не так давно, и лишь в одной только Москве, нацистов несколько приструнили. Но этому случаю (о нем речь впереди) вряд ли суждено стать прецедентом – несмотря на то, что по настоянию Президента закон о противостоянии экстремизму все-таки принят». В 2012 г. ситуация не выглядит столь безрадостной. В последние годы влияние того же антисемитизма на общественный и политический дискурс существенно снизилось. Свою роль в этом сыграла и определенная активизация властей по пресечению экстремистской деятельности (за осквернение кладбищ, например, судебные инстанции стали давать реальные наказания). Однако данная констатация не должна создавать благостной картины. Далеко не всегда антисемитские настроения фиксируются мониторингом. Широко распространенный латентный (а иногда и «просвещенный») антисемитизм, не декларируемый в СМИ или в ходе общественных акций, может проявиться там, где этого никто не ожидает. Не следует сбрасывать со счетов и такие моменты, как пренебрежение национальной памятью еврейского народа (в особенности связанной с трагедией Холокоста), что может трансформироваться в антисемитские действия. При этом проявления других видов ксенофобии (по отношению к кавказцам или к мигрантам), поддерживаемые нестабильной ситуацией на Северном Кавказе, а также на южных и восточных рубежах России, не становятся менее частыми. И об этом Дейч предупреждал еще в начале 2000-х годов: «Если не евреи, то найдется какая-нибудь другая нация, которая будет нежелательна для какой-то части коренного населения России».

«Есть у русских нацистов и свои писатели-идеологи. Их книги выпускаются большими тиражами. Читателей у них, правда, немного, а зря: в этой «литературе» можно обнаружить немало забавного», – пишет Дейч. И в своей книге он представляет читателям интересную галерею «властителей умов» и «творцов смыслов» воспаленного националистического воображения. Ведь ксенофобия и радикальный этнический национализм – это не просто отвлеченные понятия. У них есть свои вдохновители, чьи воззрения и творения со временем становятся «культовыми». При этом автор не забывает, естественно, показывать на многочисленные их нестыковки, фактические ошибки и просто несуразицы (взять хотя бы тезис писателя Климова о «еврейском засилье» среди лидеров «Третьего рейха» или выводы писателя-фронтовика Карпова про «еврейский заговор против России»). Сегодня, по сравнению с 2003 г., список идеологов и "творцов", конечно же, серьезно обновился. Наверное, новым радикальным националистам имена Скурлатова, Якушева, Васильева или Баркашова мало что скажут. Появились «национал-демократы», пытающиеся отмежеваться от откровенно «коричневого» и красного национал-коммунистического наследия своих предшественников из «лихих 1990-х годов», перестроечных 1980-х и застойных 1970-х, а также заняться обновлением политического словаря. Но до сих пор ни их взгляды, ни воззрения их духовных отцов не попадают в фокус информационного внимания. К сожалению, профессиональные историки и политологи, то есть те, кому по умолчанию положено разбирать подобные взгляды, в наши дни стыдливо отворачивают глаза. Зачем, дескать, тратить время и спорить с заведомой ахинеей? Между тем, такое молчание создает в обществе искаженную картину. Люди, не знакомые с основами архивной и источниковедческой работы, принимают такое экспертное молчание как негласную поддержку «новым историческим теориям», в которых идеи «сионистского заговора» и «еврейского гегемонизма» весьма популярны. В этом смысле острый полемический памфлет Дейча – это еще и приглашение профессиональным специалистам расчехлить перо и взяться за разоблачение псевдонаучной и квазинаучной продукции, имеющей, к тому же, антиобщественную начинку. В «Коричневых» на разоблачение антисемитской и ксенофобской мифологии (не просто на пафосную критику, но на демонстрацию элементарных эмпирических ошибок и многочисленные нестыковки) ушло много страниц. Книга содержит в себе и подробный анализ других «фальшивок влияния», например, т.н. «плана Алена Даллеса», который в последние два десятилетия по количеству цитирования намного превзошел такие «шедевры» конспирологического жанра, как «Сионские протоколы». И любому журналисту, общественному активисту и даже практикующему чиновнику книга Дейча может быть чрезвычайно полезной. Она и сегодня не утратила своей практической актуальности. И в этом смысле значение «Коричневых» выходит далеко за рамки острого публицистического памфлета.

По сравнению с книгой о русском фашизме и ксенофобии, цели и задачи второй работы Марка Дейча «Клио в багровых тонах: Солженицын и евреи», на первый взгляд, выглядят более локальными. В ней автор лишь по касательной рассматривает анатомию отечественной ксенофобии. Акцент здесь сделан на критическом анализе произведения Александра Солженицына «Двести лет вместе», вызвавшего широкий общественный резонанс. Первый том, охватывающий период с 1795 по 1916 гг., вышел в 2001 году, а второй, посвященный, главным образом, советской эпохе, был опубликован год спустя. Однако при более глубоком рассмотрении видно, что Дейч в своей критике Солженицына делает более широкие обобщения, выходящие за рамки отношения исключительно к труду одного автора.

По справедливому замечанию литературного критика Евгения Мороза (сделанному им вскоре после выхода «Двести дет вместе»), «когда Александр Исаевич Солженицын собирался выпускать в свет свою книгу об истории русско-еврейских отношений, он явно рассчитывал совсем на другую реакцию. Автору «Архипелага Гулаг» удалось когда-то сыграть видную роль в низвержении мощнейшего тоталитарного режима, обладавшего огромной армией, атомным оружием и космическими ракетами, — не удивительно, что после этого он уверовал в свою особую пророческую миссию. Теперь он пытается написать книги, которые произвели бы подобное воздействие уже в созидательном плане — преобразовали бы российское общество и государство. Однако не получается, никак не получается, хотя ранее и на «Красное колесо» очень рассчитывал. Для пущей убедительности решил усилить качество работы, сделать ее полноценным научным трудом с развернутым аппаратом — цитатами и ссылками». Поэтому не случайно книга Солженицына вышла в серии «Исследования новейшей русской истории». Но попытка представить свой труд, как некое объективное историческое исследование, также оказалась не вполне успешной. С одной стороны, книга «Двести лет вместе» выиграла конкурс «Лучшие издания XIV Московской международной книжной выставки-ярмарки»; с другой стороны, она встретила жесткую критику, притом зачастую с диаметрально противоположных позиций. Одни увидели в работе Солженицына «еврейское влияние», другие напротив, упрекали классика за массовое воспроизводство антисемитских фобий и стереотипов. В любом случае, в фокусе книги оказалась не история, а актуальная общественная тема. Точнее даже, темы – такие как «Роль писателя в выстраивании отношений между народами», «Социальная ответственность истории и литературы». Какое же место во всей этой дискуссии занимает книга Марка Дейча?

Надо сказать, что к солженицынской теме публицист подбирался постепенно и основательно. Сначала были его статьи в «Московском комсомольце» с «говорящими заголовками» типа «Бесстыжий классик. Александр Солженицын, как зеркало русской ксенофобии», а также соответствующие сюжеты в книге «Коричневые». По словам Дейча, «слишком долго Солженицын был для нас ярким лучом света на диссидентской кухне, мы запрещали себе любое несогласие с мэтром. Между тем времена вермонтской ссылки давно прошли, а мы все еще полны благоговейного почтения. Нам неловко сказать: “Здесь что-то не так”. На нас давят авторитет и былые заслуги “вермонтского узника”». М.Дейч, как в других темах, к которым он обращался, позволил себе бросить вызов устоявшимся авторитетам. Он резко выступил против сочинения классика, снискавшего в постсоветской России популярность не только у читающей публики, но и у власти. При этом свое несогласие он выразил отнюдь не в фамусовской манере, в которой это сделали некоторые его собратья по перу. В этом плане весьма показательно мнение Давида Маркиша, который охарактеризовал «Двести лет вместе», как труд, который следовало бы выбросить в мусорную корзину, поскольку это не более чем «бездарный труд ловца вполне случайных цитат». Марк Дейч, не поскупившись на острое словцо (что стоит один только «бесстыжий классик»?), тем не менее, не ограничился лишь словесной эквилибристикой. По его же собственным словам, не будучи профессиональным историком, он взялся за эту тему потому, что академическая историография не откликнулась на нее должным образом. Как и в случае с русским национализмом, цех академических историков предпочел не ввязываться в полемику с классиком литературы, неискушенным в методах специального исторического исследования, но имеющим при этом высокий неформальный общественный авторитет. В результате выводы автора «Двухсот лет» и приводимые им цитаты массовым читателем стали восприниматься едва ли не как истина в последней инстанции по истории «еврейского вопроса» в России. Дейч почувствовал эту опасность и, понимая всю сложность своей задачи, все-таки решился на то, чтобы вступить в открытую полемику с классиком. Пересказывать его книгу вряд ли имеет смысл. Каждый желающий может сделать это самостоятельно. Хочется отметить лишь один принципиальный момент. В своей книге Марк Дейч со всей скрупулезностью привел десятки примеров того, как в погоне за статусом пророка маститый писатель (к слову сказать, годами боровшийся с советским строем) использовал пресловутый «принцип партийности» в литературе. То есть, отбирал только те цитаты, которые соответствовали его видению и «не замечал» тот материал, который не укладывался в прокрустово ложе его схемы. И именно этим работа Дейча ценна в первую очередь, в т.ч. и для профессиональных специалистов. Многие полемические приемы, жесткие оценки и обобщения автора могут вызывать читательское неприятие. Слишком уж лихо порой автор «Клио в багровых тонах» проходится по своему оппоненту. Но вот с общим пафосом Дейча трудно спорить даже его критикам: человеку, пытающемуся выступать в роли морального авторитета нации, нужно аккуратнее и корректнее обращаться с фактами и со словом в целом.

Таким образом, труды Марка Дейча, несмотря на всю их неоднозначность (а разве может быть одномерной и однозначной качественная журналистика?), еще долгие годы будут сохранять свою актуальность. История XX столетия, начавшаяся на полях сражений Первой мировой войны, завершалась под знаком окончания войны «холодной», третьего глобального противостояния «необычайного века». Наиболее оптимистичные мыслители заговорили о том, что либерализму и демократии, рыночной экономике и этнической толерантности больше нет реальной альтернативы. Американский профессор Фрэнсис Фукуяма даже провозгласил «конец истории». Однако жизнь, как это обычно бывает, оказалась сложнее изощренной игры ума интеллектуалов-оптимистов. Кровавые межэтнические войны на Балканах, эскалация насилия на Ближнем Востоке, исламизация на талибский манер Афганистана, рост националистических и неонацистских настроений даже в благополучных странах Западной Европы (не говоря уже о постсоветском пространстве) отчетливо показали, что «окончание истории» откладывается на неопределенный период. В начале XXI в. неонацистский и националистический вызов стал актуален и для стран, избавившихся недавно от тоталитарного прошлого, и для государств, имеющих устойчивые демократические традиции, институты власти, разветвленную сеть гражданского общества. Все это заставляет осознать, что в случае с новой версией «коричневой чумы» (различной степени радикализма) мы имеем дело отнюдь не с маргинальным явлением, а с серьезным социально-политическим и культурно-политическим вызовом. Этот вызов требует комплексного изучения и выработки адекватного ответа для его профилактики, а также предупреждения неконтролируемого распространения неонацистских идей.

Директор Московского бюро по правам человека Александр Брод: «Мудрые и горькие выводы, которые в течение многих лет нарабатывались и высказывались Марком Дейчем, должны быть востребованы теми, кто не желает всевластия «коричневых» и повторения трагического опыта прошлого столетия на новом витке истории. Наша организация видит своим долгом издать антифашистские статьи М.Дейча отдельной книгой. Верно сказал Леонид Жуховицкий о Марке – это человек-жанр, такие, как он, незаменимы».