Что же касается нового текста, верней, сборника цитат из Прилепина, то он наверняка уже не вызовет громкого шума: Прилепин вполне последователен.

В опубликованном тексте можно выделить две темы.

Прежде всего, писатель очень хвалит период советской власти, рисуя благостную картинку, как все за ним ухаживали и все его привечали в родной деревне: медсестра, библиотекарша, повар в школе. Никто не дрался, не воровал, не хулиганил. Вероятно, Прилепин жил в какой-то особой деревне, где никогда не пили и не устраивали мордобоев на свадьбах и в периоды, когда по "четыре недели развлекались". Вероятно, вслух читали Шекспира… Непонятно, правда, на какие деньги семья существовала, если устраивала себе такие длительные развлечения. В деревенском магазине, наверное, было изобилие товаров, а не набор из водки, сигарет, хлеба и консервов, как в других городах и селах. И уж, конечно, вряд ли во взгляде "усталой страны" (что же она так устала, если все так прекрасно и мирно развлекались?) могло быть "отчуждение" – скорее, любопытство: уж слишком родное гнездо Прилепина не было похоже на остальные российские гнезда.

Неудивительно, что новая страна, лишенная такого благолепия, Прилепину уже активно не нравится. Он оскорбляется при слове "совок" и желает всем отрезать за это "кончик языка". И если Бродский не собирался жаловаться на всю свою непростую судьбу, пока ему "рот не забили глиной", то Прилепин до тех же пор, т.е. до самой смерти, собирается благодарить за все советскую власть. Его Родина – Советский Союз. Что же, каждый выбирает свое.

В новой России, безусловно, есть чудовищные проблемы, но претензии Прилепина явно направлены куда-то не туда. Он жалуется, что граждане не могут теперь приобрести себе жилье. Можно подумать, что в Советском Союзе граждане могли приобретать себе жилье, вообще могли приобретать что-то существенное. За "Жигулями" очередь была в несколько лет, а в Санкт-Петербурге до сих пор огромное количество людей живет в коммуналках. Абсолютно рабское существование, когда человек не мог читать того, что он желает, ездить за границу, поступить в институт или на хорошую работу вследствие «не той» национальной принадлежности, Прилепиным не учитывается.

Писатель справедливо утверждает, что многие городки России стали целиком депрессивными, а люди едут в Москву. Но почему-то не говорит, что также точно люди эшелонами ехали в Москву за колбасой, а депрессивными эти регионы стали, потому что на нынешнем рынке продукция их предприятий, искусственно поддерживавшаяся советской властью, стала абсолютно неконкурентноспособна – они и позакрывались.

Да, прав Прилепин, надо крутиться сейчас, менять работы, конкурировать, "просто инженером быть нельзя". Раньше, в Советском Союзе, действительно можно было быть "просто инженером", одним из сотен тысяч и миллионов никому не нужных инженеров, которые "делали вид, что они работали", а власти "делали вид, что им платят". И просто крестьянином быть нельзя – в отличие от абсолютно неэффективного затратного сельского хозяйства в СССР, где половина населения производила продукции меньше, чем американские фермеры, составляющие 3-4% населения.

Во второй части текста собраны высказывания Прилепина о "либералах". Писатель недоволен их отношением к Зое Космодемьянской, Гагарину и Есенину и почему-то к призыву "выдавить из себя раба по капле", что вообще-то советовал задолго до либералов еще А.Чехов. Прилепин обвиняет либералов, что они "станцевали" на каждой святыне, глумились над Победой. Советскую эпоху, официальную историю и идеологию он не считает наполненными враньем – что ж, опять же, его право: в нынешнее время, в отличие от советского, каждый может высказать то, что он думает.

Почему-то либералы ассоциируются у Прилепина прежде всего с Николаем Сванидзе, экранный образ которого писатель представляет в виде говорящей головы, не нуждающейся в туловище, и желает по-булгаковски ее оторвать. Правда, тут же великодушно оговаривается, что "живой Николай Карлович пусть живет". И на том, как говорится, спасибо…

Он желает либералам быть дважды ограбленным и пожить по "тысяче лет" в Чечне, Абхазии и Приднестровье. Видимо, он намекает на "ограбление" граждан в конце 80-90-х гг., деньги которых благополучно обесценились к тому времени благодаря той же советской власти, да и свою лепту внесли горбачевские реформы и усилия тогдашнего правительства. Что же касается Абхазии, Чечни и Приднестровья, то, по-видимому, Прилепин считает, что грузины с абхазами при советской власти нежно любили друг друга, как и приднестровцы – молдаван, а чеченцы – русских. Впрочем, конечно, советская власть не давала этой "любви" разгуляться, а при естественном и неизбежном сломе СССР "любовь" и кончилась – нарывы вскрылись.

Кроме того, Прилепин считает, что отцов и дедов, как бы их не "мучили", чувство гордости и благодарности не покидало. Видимо, миллионы ограбленных крестьян, рабочих, интеллигентов, отсидевших (если не погибших) в лагерях, чувствовавших себя бесправными рабами, лишенных права на свободу труда, передвижения, слова, были необыкновенно счастливы и испытывали нежную любовь к родной партии и правительству. Прилепин с горячим чувством вспоминает даже Фиделя и обвиняет американцев в трудной, но счастливой судьбе Кубы, где "не умирают от голода", а мужчины и женщины доживают в среднем до 80 лет. Правда, Прилепин не учитывает, что на Кубе благодатный климат, что половина населения может не работать, и находить себе пропитание, причем здоровое – бананы можно сорвать бесплатно, а ничего жирного они не едят, поскольку мясо подают только иностранным туристам. Средняя месячная зарплата у кубинцев не превышает 350 песо или 13 долларов, зато им бесплатно выдают рабочую одежду и бесплатно предоставляют высшее образование, после чего их зарплата может составить 20 долларов. Правда, медицинское обслуживание у кубинцев неплохое – в этом Прилепин прав. Но вот со своим радостным заявлением, что Куба – "единственное социалистическое государство в Западном полушарии", Прилепин не совсем прав. Ибо с недавних пор, чтобы не рухнуть окончательно, кубинский режим стал разрешать предпринимательство, а гражданам разрешил покупать за конвертируемую валюту (как когда-то при любимой Прилепиным советской власти на чеки можно было отовариваться в "Березке") электрические скороварки, электровелосипеды и прочие товары. Так что, думается, не пройдет и десяти лет, когда, к глубокому разочарованию Прилепина, Куба вольется в семью капиталистических стран.

Вероятно, действительно, детство у Прилепина было счастливое. В деревне Ильинка Рязанской области, где он родился, ходи себе по росе, вдыхай свежий запах сена и читай "Электроник", который библиотекарша ему носила. Собственно, с советской властью 70-80х гг. юный Прилепин, как и все дети, был, видимо, знаком очень отдаленно. И он верно пронес любовь к ней через всю жизнь, оставшись дитем до сих пор, хоть и является видным национал-большевиком и пишет сочинения под взрослыми названиями. Впрочем, писатели – они ведь как дети. Какой с них спрос…