Стратегия призвана определить «цели, приоритеты и инструменты государственной политики по объединению усилий всех институтов власти и гражданского общества для укрепления единства российского народа, достижения межнационального и межконфессионального согласия, формирования в обществе обстановки нетерпимости к пропаганде и распространению идей экстремизма и пресечения экстремистской деятельности».
Как поясняли в МВД России, специально была создана комиссия, в которую вошли представители 16 министерств и ведомств, для проработки предварительно одобренного проекта Стратегии с рядом структурных подразделений Российской академии наук и проведения дополнительных консультаций с экспертным сообществом.
Окончательно проект документа следовало доработать к концу года.
В обсуждении Стратегии участие принимало и Московское бюро по правам человека, подготовившее отзыв на проект.
В результате окончательный вариант документа был подписан 28 ноября с.г. Президентом России В.Путиным.
Сверка проекта и окончательного варианта документа позволяет оценить, в какой мере были учтены замечания экспертов, в частности замечания и предложения Московского бюро по правам человека.
Отметим, что текст проекта Стратегии оказался в значительной мере переработан, выстроен более логично, сжато.
Ряд сомнительных, с нашей точки зрения, положений был удален.
Так, одним из определяющих принципов Стратегии предполагалось равенство всех граждан «независимо от расы, пола, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положений, места жительства, отношения к религии и вероисповеданию, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств».
Мы отметили, что независимость от «убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств» - не совсем ясное понятие.
Однако авторы документа предпочли убрать целиком пункт насчет равенства прав.
К сожалению, авторы документа не сильно продвинулись в более четком определении понятия «экстремизм», на который мы в отзыве обратили особое внимание: «К сожалению, это неизбежно одно из самых уязвимых мест в Стратегии, поскольку само понятие «экстремизм» трудно конкретизировать.
Эксперты многократно указывали, с одной стороны, на явную узость определения «экстремизм»: очень часто, например, под понятие «экстремизм» не подпадали многочисленные публикации в печатных средствах массовой информации, а также в Интернете, разжигающих межрелигиозную и межнациональную рознь, продажа экстремистской литературы.
С другой стороны, то же понятие «экстремизм» применяется порой слишком широко и неправомерно: имеют место обвинения в экстремизме представителей несистемной оппозиции и антифашистов, попытки усмотреть экстремизм в деятельности НПО и молодежных субкультур, обвинения в разжигании ненависти в адрес СМИ и авторов исторических трудов, обвинения в противозаконной деятельности «неправильных» религиозных конфессий и деноминаций.
Усиление антиэкстремистского законодательства, призванное в идеале карать за реальный экстремизм, в итоге может обернуться своей противоположностью - а именно стать инструментом расправы с инакомыслящими, с политической оппозицией.
При всепоглощающей коррупции в экономической сфере, судопроизводстве такое законодательство может стать и инструментом незаконных репрессивных действий государства, и инструментом конкурентной борьбы в бизнесе.
И хотя идеальной формулировки в общей Стратегии добиться сложно, если не невозможно, то, вероятно, следует идти по пути детального перечисления конкретных видов экстремистской деятельности в статьях законов об экстремизме или в подзаконных актах».
Однако в окончательном варианте документа это не было сделано, что может привести к манипулированию этим понятием в политических целях.
Так, мы обратили внимание на недопустимость следующей формулировки: «Основным инструментом радикализации общества становится вовлечение различных групп населения в протестные акции, которые впоследствии трансформируются в массовые беспорядки».
Однако ст. 16 стала только хуже, приобретя следующий вид: «Основным способом дестабилизации социально-политической обстановки в Российской Федерации становится привлечение различных групп населения к участию в протестных акциях, в том числе несогласованных, которые впоследствии умышленно трансформируются в массовые беспорядки».
Из нового варианта текста статьи вытекает, что даже согласованные акции могут превратиться в массовые беспорядки, что косвенным образом отрицает протестные гражданские акции вообще.
Новая формулировка «обеспечение реализации прав граждан на свободу совести и свободу вероисповедания без нанесения ущерба религиозным чувствам верующих и национальной идентичности граждан России» фактически апеллирует к закону об оскорблении чувств верующих и представляет известную опасность, поскольку «ущерб религиозным чувствам» - понятие очень расплывчатое.
Возражения относительно ст. 23 («неопределенность понятия «радикальные идеи» заведомо ставит под удар «отдельные иностранные некоммерческие неправительственные организации, ряд общественных и религиозных объединений и их структурных подразделений», которые могут безосновательно обвиняться в «распространении идеологии экстремизма») были учтены, и в итоге ст. 23 была полностью переработана: «Прямые или косвенные последствия экстремизма затрагивают все основные сферы общественной жизни - политическую, экономическую и социальную.
Это выдвигает новые требования к организации деятельности по противодействию экстремизму на всех уровнях, а также по минимизации его последствий».
В документе теперь не используется понятие «ваххабизм» в противопоставлении исламу, на что мы обратили особое внимание.
Учтены также некоторые стилистические поправки, например в ст. 25.
Директор МБПЧ Александр Брод: «Жаль, что ряд важных, с нашей точки зрения, замечаний не нашли отражения в окончательном варианте текста документа.
Однако некоторые из них все же были приняты.
В любом случае документ представляется актуальным, хоть и нуждается еще в значительной доработке».