Андрей Владимирович Гульцев – журналист, писатель, общественный деятель, президент Конфедерации Русских общин Европы, президент Русской общины Франции, руководитель Отделения Международной академии социальных технологий во Франции. В 2014 году Андрей Гульцев работал наблюдателем на референдуме в Крыму, а также выезжал в Донбасс. Помимо российско-украинского кризиса, разговор коснулся и других актуальных вопросов современной геополитики: взаимоотношений России и Запада, антироссийских санкций и межкультурного диалога.
- Уважаемый Андрей Владимирович, спасибо за готовность встретиться здесь, в Париже, и ответить на вопросы, которые волнуют не только аудиторию сайта Московского бюро по правам человека, но и, без преувеличения, все российское общество. Если не возражаете, начнем с наиболее острых дискуссионных проблем. В прошлом году Вы посещали Крым и Донбасс. Расскажите, пожалуйста, об этих поездках.
- Я, как и директор МБПЧ Александр Брод, был приглашен наблюдателем на референдум в Крыму. Оказался в самой западной части полуострова, в Черноморском районе, западнее Евпатории. На весь этот район я был единственным наблюдателем. И за все время моего пребывания там я увидел только одного «зеленого человечка» – он охранял маяк на скале. Это была одна из военных баз, которую российская сторона арендовала у Украины. Только один часовой. Никто никого не тащил под дулом автомата на избирательные участки. Не было ни застав, ни блокпостов. Каждый день я ездил по избирательным участкам из Евпатории, наблюдал за подготовкой, а потом и за самим ходом голосования и нигде не обнаружил военного присутствия.
-Какая атмосфера царила там?
- Праздничная. Это было похоже на возврат в Советский Союз. Когда начались выборы, везде звучали советские песни, продавались пирожки, чай. Весь Черноморский район – это села, даже сам Черноморск является поселком. Поэтому сразу видно, сколько семей пошли голосовать, а сколько нет. Так вот, пошли практически все. Явка в Черноморском районе была самой высокой по Крыму – 99%. При этом голосов за отделение здесь было меньше, чем в других районах. Сказались голоса крымских татар. Но «меньше» – это не 70 или 80% вместо средних 96-97%. Это 92,7%!
- В любом случае более чем убедительный и объективный результат.
- Конечно. И это с учетом того, что крымских татар там живет очень много. Значит, большой их процент голосовал «за».
- Как проходили выборы?
- Люди голосовали организованно. Положим, в деревне 20 домов. Многие из этих семей находились у избирательных участков уже в 6-7 утра. После голосования они оставались здесь и праздновали. Пирожки продаются, музыка играет, кто-то с собой принес салат, кто-то пиво. Но пьяных, как ни удивительно, не было. Царило искреннее веселье. Я объездил 26 участков и повсюду встречал праздник. Невозможно представить, чтобы председатели везде специально к моему приезду сгоняли народ и заставляли веселиться.
- Чем завершился день голосования?
- Вечером в Черноморске собралась тьма народу, был большой митинг, затем салют. Настроение непередаваемое. Стали известны предварительные итоги, и меня попросили объявить их со сцены. Я поздравил людей, сказал, что они все правильно сделали. Все радовались, запускали фейерверки, долго аплодировали.
На следующий день состоялась большая пресс-конференция наблюдателей в Севастополе. Практически все бюллетени уже были обработаны. Стало ясно, что народ сказал «да». Там были «зеленые человечки», но не очень много. Они в основном стояли вокруг парламента, и то не плотным кольцом, а на перекрестках, по одному или по два человека. К ним радостно подходил народ, чтобы сфотографироваться.
- Отдельная тема – освещение референдума в СМИ. Как на эту новость откликнулись французские издания и телеканалы?
- Западные СМИ, вроде бы, свободные, но самоконтроль здесь очень развит. Все зависит от денег, от бюджета государства или от частных средств, которые вложены в медиакомпании. По поводу Крыма у журналистов была установка показывать все в негативном ключе. Я возвращался домой со съемочной группой канала Франс-2 – государственного канала, который смотрит половина Франции. Журналисты предложили мне поговорить о выборах в Черноморском районе, поскольку туда они не выезжали. Я объяснил, что никаких автоматчиков там не было, а был праздник. Они тут же убрали все свои микрофоны и сказали, что им не интересно об этом говорить. А еще у них нет никакого желания лишиться работы. Вот вам и вопрос освещения. Пока еще работала камера, я спросил их, где они видели людей, которых под дулом автомата сгоняли на выборы. Они мне ответили, что сами не видели, но им «рассказывали». Их информаторами оказались две девочки-татарки в каком-то ночном клубе. Я поинтересовался, не в ночной ли клуб их сгоняли «вежливые люди». Такой вот получился разговор...
- Вы посетили Донецк. Чем запомнилась эта поездка?
- Вместе с Александром Бродом и рядом других общественных деятелей из разных европейских стран мы поехали в Донецк к местам массовых захоронений. Тогда стали вскрываться первые зверства, первые военные преступления украинских силовиков по отношению к жителям Донбасса. Украинская армия заявляла, что никто никого не пытает, что ничего не происходит без суда и следствия. Но факты говорили об обратном. Мы видели две могилы на шахте под Донецком. В каждой из них находилось по два трупа, у которых руки и ноги были замотаны скотчем, у всех были пулевые отверстия в голове, в теле. Одна голова была вовсе отрезана.
- Как отреагировали на это представители европейских СМИ?
- Они, как обычно, написали, что группа, собранная по инициативе российской стороны (а это уже выглядит для Запада подозрительно), прилетела в Донбасс и объявила о массовых захоронениях. После этого в европейской печати начали появляться сообщения о том, что на юго-востоке Украины зафиксированы «преступления с обеих сторон», что это «издержки войны» и т.п. Конечно, в этих публикациях не было никаких подробностей про отрезанную голову и перемотанные скотчем конечности. Но поездка была нужна. Информация прошла, пусть даже в таком виде.
- Встречались ли Вы с населением Донбасса? Видели ли разрушения?
- Конечно. Война шла вовсю. Обстановка – плакать хочется! Представьте, мы приезжаем в село. В селе 50 домов вдоль дороги, и среди них нет ни одного целого. Реальный Сталинград. Все развалено. С виду кажется, что дома стоят, но это только фасады, сзади все взорвано. Если снаряд был меньшей силы, внутри домов разрушались перегородки и перекрытия. Люди не понимали, как дальше жить, тем более в условиях грядущей зимы.
- Едва ли после этого им хотелось вернуться в состав Украины...
- Мы разговаривали с матерью молодого человека, чей труп был найден в одной из могил. Боевики одного из украинских добровольческих батальонов обвинили его в «связях с террористами» – якобы он возил еду на блокпосты и помогал им с оружием. По словам женщины, ничего подобного он не делал, но его все равно забрали. Просто ради наживы. Один из начальников батальона пообещал вернуть его за выкуп. Денег в семье не было, и отец передал боевикам ключи и документы от машины. Тогда ему сообщили, что молодой человек этапирован в Киев. Судя по всему, на тот момент он уже был мертв. Отец отправился на поиски сына и пропал без вести. Очевидно, его тоже расстреляли...
О возвращении ДНР в состав Украины мы даже не спрашивали. После всего того, что случилось, местные жители были готовы, как в Великую Отечественную войну, взять в руки автоматы и защищать свою землю.
- Давайте коснемся насущных геополитических проблем. Как Вы считаете, можно ли говорить о новой холодной войне между Россией и Западом (в широком понимании)?
- Холодная война как таковая не заканчивалась. Уже после развала Советского Союза многие центральные французские издания выходили с заголовками «Преступления Ельцина и его семьи». В подобных заголовках был весь Париж.
В определенных кругах здесь постоянно культивируется идея о том, что Россия – враг: либо опасный, проснувшийся от пьянки и начавший бряцать ядерным оружием, либо, как при Ельцине, впавший в пьянку и свои криминальные разборки и поэтому позволяющий над собой смеяться. Разговоров о том, что нужно делать дружественные шаги навстречу России, и близко нет. Россия до последнего времени оставалась привлекательной для французских инвесторов, но им хотелось получить максимальную прибыль за минимальное время. Все боятся Россию, но время от времени выходят репортажи, в которых показывают двух-трех французов, которые в России с легкостью заработали много денег...
- Этот миф создается специально?
- Абсолютно. Поэтому в Россию тянутся потоки финансовых авантюристов. Хотя есть и положительные примеры. Так, студенты, приезжающие в Москву на стажировку, все чаще предпочитают оставаться работать в России. Это небольшие цифры, но они есть, и о них не следует забывать. Как бы ни велась холодная война, эти процессы существуют.
- Каков образ современной России в глазах рядового европейца?
- Россию боятся все, поголовно. Там же Путин! Там медведи ходят по дорогам! При этом европейцы, посещающие Россию, видят развитую Москву и Санкт-Петербург, и в их головах не укладывается: балет и космос с одной стороны, медведи и балалайки – с другой. Россия для них – это Сибирь, посреди которой стоит космодром из Казахстана, и балалайки, из которых, как из лука, русские запускают в космос балерин. И им никак не объяснить, что Россия – это высокоразвитая и высокотехнологичная страна.
- Их отношение к России когда-нибудь изменится?
- В обозримом будущем – нет. Потому что пока не предвидится увеличение потока туристов из Европы в Россию. Туристические инфраструктуры у нас не развиты, и это огромный недостаток. Поскольку нет специально выделенных туристических зон, путешественники не чувствуют себя в безопасности. Плюс огромная стоимость путевок. Почему «Рэдисон» в Москве стоит 1200-1600 евро за ночь? Таких цен просто нет! Как может «Хаят» стоить 700-800 евро, когда в Майами он стоит 130? Из-за таких цен в Россию никто и не едет. Нам нужно перенимать опыт Гондураса, Доминиканской Республики, французского Таити, создавать выделенные туристические зоны. Это может стать одним из способов улучшения имиджа России в глазах европейцев. Но мало создать такие зоны – нужно еще суметь донести эту информацию до Европы. Для этого необходимы специальные представительства – некоммерческие туристические офисы, финансируемые из России и ведущие работу с потенциальными туристами.
- Андрей Владимирович, Вы – президент Русской общины во Франции и в Европе. С какими проблемами сталкиваются здесь россияне?
- Нужно понимать, что устроиться во Франции на работу человеку с фамилией Гульцев так же тяжело, как и человеку с фамилией Мустафа. Работы для русских или украинцев здесь нет вообще. Никому не интересны российские дипломы. Вам не устроиться здесь, даже если вы признанный специалист. Серьезными компаниями Ваше резюме будет положено в самую последнюю стопку.
Удается хорошо устроиться тем, кто приехал сюда молодым, кто реально работал над собой, обучаясь в институте, а не просто посещая его. И тем, кто потом искал стажировок. А это так же тяжело, как и найти работу.
Взрослым людям серьезную работу надо искать на стыке интересов двух стран – от туристических до экономических. Это может быть девушка-модель-продавщица со знанием русского языка в модном бутике, так как туда наведываются русские туристы, никакого языка, кроме русского, не знающие. Или инженер, экономист или другой специалист во французской компании, работающей с Россией.
Второй вариант – открыть или купить здесь бизнес и таким образом получить вид на жительство. Но здесь тоже все медом не намазано. С учетом вашей работы правильно организованный бизнес будет приносить 20% дохода. При труде наемных работников – 10%.
Третья категория – люди, получившие вид на жительство по поддельным документам. Они работают, как гастарбайтеры, подрабатывают на свой страх и риск, и их могут выдворить из страны в любой момент.
- Как Вам видится проблема антироссийских санкций и ответного продовольственного эмбарго? Французские фермеры бастуют...
- Если в 2017 году к власти во Франции придут правые, санкции наверняка отменят. Если останутся социалисты, нужно будет смотреть на общую обстановку. Несмотря на давление прессы, общественности, фермеров, политических сил, правительство Оланда все равно не передало России «Мистрали». Оланд занял четкую позицию: мы с Россией не враги, но и не друзья. Раз Европа проголосовала за санкции, мы с ней заодно.
- Но ситуацию может изменить общеевропейское решение.
- Общеевропейского решения не будет, потому что у нас слишком мало союзников. Греция, Чехия, отчасти Италия и Испания. Причем наши «друзья» могли бы заблокировать санкции правом вето, но никто этого не сделал. Санкции продолжаются, и их отменят не скоро, если только не прилетят инопланетяне. У России нет друзей. Опираться не на кого. К тому же есть откровенные враги – Польша и Прибалтика. А таких же откровенных друзей просто нет.
- Андрей Владимирович, последний вопрос. О Вас. Вы разносторонний человек: писатель, музыкант, общественный деятель, в прошлом – директор авторитетного старейшего издания «Русская мысль». Как Вам удается одновременно пребывать в столь разных ипостасях?
- Не удается. Если бы я был известным музыкантом, я бы занимался только музыкой, стоял бы на сцене и пел. А я неизвестен, иногда пишу песни для европейских команд КВН. Музыка осталась в далекой юности, когда я играл в питерской группе «Визит».
Что касается журналистики, с 2008 года я перестал работать в газете «Русская мысль». С тех пор я написал, может быть, 10-15 статьей. Заниматься этим просто некогда, и я все чаще, как сейчас, ограничиваюсь интервью.
Больше всего мне нравится писательская работа. Но на нее тоже нет времени! Вышли две книги. После второй прошло уже 3 года. Есть 180 страниц третьей, но я давно не возвращался к ней. Когда выйдет, не знаю. Но могу сказать, что она будет о Древнем Египте и начнется фразой: «Птах никогда не спал. Он был богом, а боги не спят». Вот если бы и я, как Птах, мог никогда не спать, тогда бы, наверное, и получалось успевать все делать одновременно.
- Андрей Владимирович, спасибо Вам за беседу. Успехов Вам в творчестве и общественной работе!
Татьяна Бондаренко, писатель, специально для www.pravorf.org