В то время Грасс писал рассказы, стихи и пьесы, которые сам относил к театру абсурда.
С 1957 г. он входит в литературную «группу 47».
В 1969 г. он написал, пожалуй, самый знаменитый свой роман «Жестяной барабан», который принес ему мировую славу.
Через десять лет роман был экранизирован известным западногерманским режиссёром Фолькером Шлёндорфом.
Фильм получил главный приз Каннского кинофестиваля - «Золотую пальмовую ветвь» и «Оскара» как лучший иностранный фильм.
Все последующие его романы - «Кошки-мышки», «Под местным наркозом», «Из дневника улитки», «Камбала», «Встреча в Тельгте», «Вымыслы», «Крыса» и другие - наполнены острым социальным содержанием, поднимают серьезнейшие политические и нравственные вопросы.
В 1999 г. Гюнтер Грасс был удостоен Нобелевской премии по литературе.
Он стал первым за 27 лет немецким писателем, получившим премию (в 1972 г. был удостоен Нобелевской премии Генрих Бёлль).
Грасс всегда оставался не только писателем, но и активным гражданином, политиком, часто провоцирующим общественное мнение, занимая особую позицию.
В 1990 г. он высказался против воссоединения Германии (ФРГ и ГДР).
Грасс считал, что объединённая Германия может возродиться как воинственное государство.
Грасс считал также большой ошибкой, что после распада СССР власти США не предприняли никаких попыток создать новый альянс безопасности, включив в него Россию: «Украине пообещали вступление в Евросоюз, а затем вход в состав НАТО - вполне логично, что Россия раздраженно отреагировала на это».
Помимо этого, уже за три недели до смерти нобелевский лауреат выражал беспокойство относительно современной ситуации в мире и предостерег человечество от третьей мировой войны: «Мы движемся к третьей мировой войне. Войны происходят по всему миру.
Мы рискуем снова повторить собственные ошибки.
Война может наступить, а мы, словно лунатики, даже не заметим ее приближения.
На сегодняшний день, с одной стороны, у нас есть Украина, где ситуация не становится лучше.
В Израиле и Палестине ситуация становится только хуже.
Америка оставила Ирак в катастрофическом состоянии.
Зверства, совершаемые «Исламским государством», а также проблема в Сирии, о которой молчат в новостях, но люди там продолжают убивать друг друга».
Грасса также беспокоили проблемы перенаселения, изменения климата, проблемы, вызванные хранением радиоактивных отходов.
Наибольший скандал вокруг Грасса разгорелся в августе 2006 г., когда писатель признался в том, что в молодости состоял в рядах Ваффен-СС.
В то время, по словам Грасса, он воспринимал эту организацию как космополитические элитные войска, а в двойных рунах в петлицах униформы Ваффен-СС не видел ничего предосудительного.
Грасс заявил, что во время службы в Ваффен-СС он не совершал военных преступлений и не сделал ни единого выстрела.
За три года до смерти Гюнтер Грасс опубликовал стихотворение «То, что должно быть сказано», в котором резко критиковал Израиль за угрозу превентивной войны в отношении Ирана из-за его ядерной программы, и напомнил, что у самого Израиля имеется созданное втайне ядерное оружие.
Израиль объявил писателя персоной нон грата: формальным поводом для этого решения стала служба писателя в частях СС - по законам Израиля это является пособничеством нацизму и основанием для отказа во въездной визе.
Позже Грасс пояснил, что к Израилю в целом он испытывает глубокую симпатию, и его ошибка состоит в том, что он писал про Израиль в целом, а не про тогдашнее израильское правительство.
Он заявил, что не встал на сторону Ирана, а призывал международное сообщество контролировать обе стороны конфликта, и выразил удивление тому, что, хотя он получил много писем поддержки и одобрения его позиции, немецкая пресса посчитала возможным дать высказаться только его критикам.
Стихотворение Грасса вызвало самые разные реакции не только среди немецкой элиты, но и в Израиле.
Часть общества его осудила.
«Ди Вельт» писала в те дни: «Понятно, что мальчик, выросший в Третьем рейхе, верил нацистской пропаганде и шел защищать родину от «красной опасности», но дело было в другом: почему писатель столько лет скрывал этот факт?
Какое он имел право претендовать на роль «апостола нравственности», будучи далеко не безгрешным?
Моралист предстал для многих ханжой.
Возмущение немецкого общества было велико.
Репутации Гюнтера Грасса вся эта история повредила даже больше, чем его неприкрыто отрицательное отношение к воссоединению Германии».
Другая же часть общества заявила, что он не сделал ничего предосудительного, что за стихотворение применять репрессии нельзя.
Тогдашний посол Израиля в Германии Ави Примор хоть и негативно отнёсся к стихотворению Грасса, но назвал решение министерства внутренних дел Израиля преувеличенным и популистским, а также сказал, что нет никаких оснований считать Грасса антисемитом.
Еврейская община Германии также посчитала действия властей Израиля чрезмерными.
Он считал, что литература может нести в себе огромную нравственную силу, как созидающую, так и разрушающую.
Грасс в Нобелевской речи сказал: «В ужасе мы наблюдаем, что капитализм, с тех пор как его брат социализм объявлен мёртвым, страдает манией величия...
Подобно тому как Нобелевская премия, если отвлечься от всякой её торжественности, покоится на открытии динамита, который, как и другие порождения человеческого мозга - будь то расщепление атома или также удостоенная премии расшифровка генов, - принёс миру радости и горести, так и литература несёт в себе взрывчатую силу, даже если вызванные ею взрывы становятся событием не сразу, а, так сказать, под лупой времени и изменяют мир, воспринимаясь и как благодеяние, и как повод для причитаний, - и всё во имя рода человеческого».
Гюнтер Грасс хотел, чтобы литература оказывала если не воспитательное, то хотя бы просветительское воздействие.
Собственно, ради этого он писал.
Ощущал необходимость разобрать завалы прошлого.
Это был трудный, мучительный процесс: надо было писать правду и только правду.
Хотя с годами его размышления на сей счет становятся пессимистическими.
Однако Грасс не был бы большим писателем, если бы его литература ограничивалась только нравственной и социально-политической проповедью.
Он по-настоящему большой писатель, блестяще владевший литературной формой, причем во многих отношениях новаторской.
Это невероятные сюжетные линии, искрящаяся авторская фантазия, изощренная художественная структура.
Поразительное гротескно-аллегорическое видение мира Грасса буквально завораживает.
Он, кажется, одинаково владел всеми жанрами.
Грасса привлекает не масштабное изображение больших событий, а камерность сцены, выразительность деталей.
Даже трагедия войны предстает порой в фарсовом исполнении, но это вовсе не свидетельствует о бесчувственности или цинизме автора.
При всей абсурдности эпизодов войны, они по-настоящему трагичны, выдают глубокую боль художника и органически присущее ему чувство ответственности за преступления немцев - основной нерв всего его творчества.
Он честен - как бы ни воспринимались его слова обществом.
Литературовед И.Млечина пишет: «Грасс честен и потому признается: он никогда не задавал вопроса «почему» - ни себе, ни другим.
Почему он молчал, когда арестовали отца одноклассника, потом преподавателя латыни?
Ведь он знал, что рядом с местом, где жил, разрастается огромный концлагерь Штутгоф.
Но он молчал.
И в этом, по его признанию, главная вина.
И он чувствует, как гулко звенит в ушах его тогдашнее молчание.
Автор не просит читателя о снисхождении.
Он мог бы сказать: ведь я был всего лишь ребенком, какой с меня спрос?
Так меня воспитала тогдашняя система, я просто выполнял приказы...».
При этом в довольно ханжеском обществе Германии конца 50-х, да и позже, Грасс был постоянной притчей во языцех на предмет раскрепощенности своих романов, хождения наперекор принятым эстетическим и моральным литературным нормам.
И.Млечина отмечает: «Если уже «Жестяной барабан» принес ему - наряду с признанием редкостного таланта - грубые упреки и чуть ли не площадную брань читателей и критиков, увидевших в нем «осквернителя святынь», «безбожника», «сочинителя порнографических мерзостей, совращающих немецкую молодежь», то трилогия в целом и вовсе озлобила «вечно вчерашних», как именовали в последние годы тех, кто ничему не научился и продолжал вздыхать по «добрым старым временам», когда так славно жилось «при Адольфе».
У этих людей романы Грасса, в пародийно-гротескном виде изображавшие нацизм и тех, кто его поддерживал, могли вызвать только ненависть, которую они пытались прикрыть религиозными, эстетическими и псевдоморальными аргументами.
Таких нападок на автора «Жестяного барабана» было великое множество.
Почтенным бюргерам, отцам семейств он представлялся чудовищем, к книгам которого прикасаться можно разве что в перчатках.
Ореол аморальности окружал его с того самого момента, как сенат вольного ганзейского города Бремена отказался присудить ему литературную премию из-за «безнравственности» его романа».
Сам Грасс писал об этом спустя годы: «Для меня зло воплощалось не в судебном решении, а в молчании немецкой интеллектуальной общественности, с каким она встретила решение суда.
Частично эта реакция, как я ее понял, означала: ну что ж, Грасс, получил по зубам; и только немногие, я думаю, поняли, что тем самым и они получили по зубам...
Я полагаю, что такая нетолерантная, ханжеская позиция распространена в интеллектуальной среде так же широко, как и в обывательской».
Смерть писателя, конечно же, в очередной раз вызовет споры о его творчестве, о его личности и, несомненно, перейдет в разговоры о судьбах Германии и Европы.
И в этом заслуга и талант Гюнтера Грасса - он не давал никому успокоиться, вновь и вновь поднимал болезненные, но необходимые вопросы о прошлом и настоящем.
И тем заслужил прижизненную и посмертную славу.