Но в глазах интеллигенции надо было быть не просто хорошим режиссером, но и оставаться верным себе, занимать бескомпромиссную нравственную позицию – в искусстве и жизни. Алексей Юрьевич Герман был всегда верен себе и своему искусству. И его сын, режиссер Алексей Герман-младший, справедлив в своих оценках: "Для меня отец всегда был образцом достоинства, не стяжательства и честности. Он никогда не хотел дорогих машин или роскошных костюмов. Он считал, что в нашей стране интеллигент не должен превращаться в вора и богача. Верил во что-то иное, чем в то, что сейчас стало основным. Отец прожил свою жизнь достойно. Не предал своих идеалов. Не продался. Не поменял себя на суету. Верю, что он ушел в лучший мир. Нам будет его очень не хватать".
А.Герман родился 20 июля 1938 г. в семье российского писателя Юрия Германа. В 1960 г. он окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (мастерская Григория Козинцева). Работал в Смоленском драматическом театре, затем, в 1961—1964 гг. в Ленинградском Большом драматическом театре с Георгием Товстоноговым. С 1964 г. он второй режиссёр, затем режиссёр-постановщик киностудии «Ленфильм». В 1985 году избран секретарём Союза кинематографистов СССР. В 1990 году организовал «Киностудию ПиЭФ» (Киностудию первого и экспериментального фильма) и является художественным руководителем студии. С 2010 года — президент Санкт-Петербургского Международного Кинофорума.
Герман за свою самостоятельную режиссерскую карьеру создал немного фильмов, всегда работал над фильмами долго и был к своему творчеству чрезвычайно требователен. Над ним не довлели временные, финансовые и прочие соображения – критерий был только один: качество и полное соответствие кадра его замыслу. Поэтому он мог переснимать каждую сцену бесконечно, добиваясь максимального результата. В результате, снимая 13 лет свой последний фильм "История арканарской резни" по повести братьев Стругацких "Трудно быть богом", он его успел закончить совсем недавно. Да и сам про себя он говорил: "Я сумасшедший. Я всегда думаю только про кино". По словам режиссера Владимира Меньшова, "он был невероятно дотошен. Он влезал во все детали, во все мелочи, и если что-то его не устраивало, что-то складывалось не так, то просто отменялась съемка… Конечно, это всегда приводило к серьезнейшим перерасходам, но он на такие вещи просто не обращал внимания. И в советское время, и в нынешнее он добивался потрясающих результатов, переснимая до тех пор, пока не добивался того, что ему нужно".
Однако в Советском Союзе само понятие "хорошего кино" заведомо несло в себе протест против идеологической мертвечины и требований партийных кинобоссов. Поэтому фильмы Германа приходилось пробивать его высоким покровителям, вроде Константина Симонова, что получалось не всегда. “Проверка на дорогах” пролежала на полке 15 лет, “Мой друг Иван Лапшин” – 3 года, фильм “Двадцать дней без войны” вышел, но почти нигде не был показан и вскоре исчез с экранов. Большого проката эта картина дожидалась 11 лет.
Разумеется, Герману очень не нравились те политические тенденции, которые явно наметились в последние годы, и к которым он все время возвращался в своих фильмах: возрождение имени Сталина, советская риторика – все, что он кратко определил одним словом – "фашизеем".
Но Алексея Германа нельзя оценивать и только с точки зрения верности нравственной позиции, иначе он был бы честным человеком, но не обязательно большим режиссером. Алексей Герман создал свою особую кинематографическую эстетику, отличную и от стандартной голливудской, и уходящую от высоколобого арт-хауса. И тем горше было Герману наблюдать, как падает уровень российского кино, да и культуры в целом: "идет полное оглупление народа посредством голубого экрана. Ведь люди в основном смотрят телевизор. Телевизор рекомендует отсекать пальцы, взрывать животы, мстить, мстить, мстить. А не задумываться. Достоевский не нужен. Толстой не нужен. Я убежден, что 99% вообще не читали «Войны и мира» и «Крейцеровой сонаты». Еще несколько лет назад более восприимчивого зрителя, чем российский, поверьте, не было на земле. Ты встречался с полным понимающим тебя залом… Мы отступили в области искусств. Хотя у нас существуют еще хорошие театры, мы еще сильны в музыке, но кино — теряем на глазах".
Кончина Алексея Германа – огромная потеря и для его зрителя, и для кинематографического сообщества. Как заметил В. Меньшов, "каждая его картина — их всего пять или шесть — производила громадное впечатление, прежде всего, на кинематографистов, которые сразу становились подражателями, расхватывали его актеров, повторяли его находки". Режиссер Павел Лунгин сказал, что Герман всегда будет для него величайшим авторитетом. Художественный руководитель Театра мюзикла, бывший министр культуры Михаил Швыдкой отметил, что "для Алексея Германа кинематограф был миссией, великим искусством, а не индустрией. Он боролся за людские души, а не за бокс-офис и выручку во время уикенда. Это утрата невосполнима. К сожалению, уже нет режиссера, чье присутствие во многом определяло смыслы отечественного кинематографа. Этот день — очень горький день для тех, кто любит кинематограф и вообще русскую культуру".
Выразил свое соболезнование семье покойного режиссера Алексей Кудрин, который назвал Германа "великим режиссером" и "особенным человеком". Выразили свои соболезнования семье Алексея Германа Президент России Владимир Путин, губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко.
Московское бюро по правам человека присоединяется к соболезнованиям и скорбит о смерти Алексея Германа.
Вспомним его голос:
- У каждого поколения свое проклятие. Мы не узнаем, что потомки будут говорить о начале третьего тысячелетия. Я живу сегодня и оцениваю происходящее, варясь в одном котле с вами. Мне многое не нравится в окружающей действительности. Раздражаюсь, когда по знакомому мне с детства Репино ходят самодовольные бугаи в сопровождении телохранителей и ко всему принюхиваются, прицениваются. Как коты, метят территорию.
Все началось с борьбы за демократию. Затем вся демократия выродилась в стрельбу из говнометов. Все стали качать дерьмо пожарными шлангами и вымазались с ног до головы. И это мы стали называть демократией. Из народного голосования, народного волеизъявления получилось одно дерьмо: демократы обрушивались на коммунистов, коммунисты на демократов. Потом мы узнали, что все разворовано. Вернулись к исходной точке. Теперь убивают демократов одного за другим. И все прекрасно знают, что никто никогда не арестует виновных. Крайне правые - теперь они левые - возвращаются во власть. Могли ли мы себе представить, что сегодня в России пятнадцать процентов населения будут симпатизировать Сталину! Гитлер тоже истреблял другие народы, но Сталин-то – свой, собственный. Как это можно забыть?
Наши выдающиеся демократы, выступающие по радио и с телеэкранов, никогда не говорят о Солженицыне! Вся демократия свелась в конечном счете к порнофильмам по вечерам. Телевидение зарабатывает деньги благодаря этим фильмам с голыми задницами. Чудовищно!
Все, о чем мы говорим сегодня, это отрыжки прошлого, сталинской эпохи. Мы заражены тем временем. Даже молодые, те, кто родился после 53-го. Откуда взялись бы скинхеды, прочие ублюдки?
Мы потихоньку фашизеем. Сегодня почти любая выпивка кончается разговорами о "черных". Вот и мое патриархальное Репино все ощетинилось на Кавказ. Разговор только на эту тему и идет: "хачики" скупили это, "хачики" скупили то. Рестораны - их, рынки - их, стройплощадки - их. А суть ненависти в том, что все эти бесчисленные молдаване, украинцы, азербайджанцы, армяне умеют и хотят работать... Местные же хотят ходить пьяными, праздными, за что и получать деньги.
Национализм захлестывает Россию, и самое печальное, что сегодня зачинщиком этого дела является интеллигенция (по профессиональной принадлежности). Интеллигенты, миленькие мои, давайте поймем, что мы делаемся расистами. В том числе и благодаря кино. Какой образ русского человека слеплен сегодняшним отечественным кинематографом? Убийца, жулик, мафиози, бандит, о котором на всякий случай отзываются уважительно. Иначе могут и навестить. А чтоб я над простым российским человеком заплакал... - так ведь нет этого! Не любите вы его, презираете. Да и денег за такое платят меньше. А, между прочим, фашизм в Германии начался не на улице, а в Академии художеств...
Мне никогда не хотелось уехать из страны. Это желание впервые возникло сейчас. Но оно безнадежно, потому нет такого места на земле, где мне будет лучше. Вообще, у меня в последнее время худые отношения с окружающей средой. При Брежневе такое было, когда жена прятала от меня Пастернака, Ахматову и Мандельштама. Особенно последние стихи Мандельштама. Я не мог спастись от мысли, как же ему было страшно. И не важно, великим он был человеком или нет. Это не имеет отношения к мастерству... И еще были ударом письма Платонова Сталину. Потом это куда-то ушло... А сейчас я живу в странной растерянности. Все, что делается в Москве, вроде бы правильно. Вертикаль какую-то выстраивают, эту дикую Думу укрощают. Словно пришел Александр III и сказал, что реформы надо подморозить. И при нем страна легче жила... Так почему же один вопрос лезет в голову: "Что, и вот в этом я умру?". Восстановили гимн. Что мне этот гимн? Я его не исполняю, на заседания больших начальников, где он будет звучать, не хожу. Я, правда, написал президенту письмо, что не может быть у России такого гимна. Он не ответил. Имеет право. Но ведь когда-нибудь может случиться, что я должен буду встать. Встану под музыку, которую заказал кремлевский людоед. Самый обыкновенный людоед. И должен буду стоять, а в голове невольно будут возникать строчки гимна, которые я знаю с детства, - не нынешние сглаженные, а слова о великих убийцах. И я буду ощущать, как на меня смотрят миллионы погубленных людей с Колымы, Инты, Соловков. И что мне с этим делать? Как мне с этим жить? А главное, зачем?
Я и сейчас считаю, что если кто и родился в этой стране президентом, то это Путин. Но, приближаясь к красным лозунгам, он однажды может услышать от России: "Ладно, ты свое сделал, а теперь пусть Зюганов". По-моему, нас спасает, что Зюганов - классический гоголевский тип. Он цитирует философа Ильина, даже не зная, что тот - антикоммунист. Я за того Путина, которым он сам хочет быть в наших глазах. Но за восстановлением сталинского гимна вполне логичен приход тех, кого нынешняя власть совсем не хочет видеть наследниками. Если будем заигрывать - обязательно доиграемся. Потому что полуреволюций не бывает.
Сталин - наиболее яркий, последовательный и жестокий правитель рабовладельческого государства, не разрушенного до сих пор. Поэтому незабвенный Иосиф Виссарионович живет в каждом из нас. Страна поделена на два лагеря - на тех, кто сидел за решеткой, и тех, кто сажал. Самое поразительное, что отец народов благополучно уживается и в одних, и в других. Даже в самых ярых антисталинистах, считающих Кобу Джугашвили сатаной. Мы с женой принадлежим именно к этой породе людей.
Про Сталина я от папы кое-что знаю. У меня родословная достаточно запутанная, во мне много разной крови намешано - и еврейской, и русской. Отец вырос в семье потомственных офицеров, потом, исправляя биографию, трудился чернорабочим на металлургическом заводе, пока не прибился к литературе. Горький назвал папину книжку чудной. После этого батю стали приглашать к Сталину на вальпургиевы ночи, где он однажды, осмелев, отважился попросить у Ягоды за своего отца, моего деда, которого чуть что ставили к стенке как офицера царской армии и врага народа. Ягода сделал какую-то пометку в бумагах, и деда навсегда оставили в покое. Уже и Ягоду расстреляли, и Ежова, и Берию, а деда не трогали. Видимо, его личное дело переложили с одной полки на другую и все. Так и Шаламов когда-то спасся. Бывшая проститутка, которой Шаламов помог в лагере, доросла как "социально близкая" до должности машинистки Особого отдела и оказала ответную услугу, пропустив букву в кодировке статьи Уголовного кодекса и напечатав аббревиатуру КРД вместо КРТД. Из контрреволюционера и троцкиста Шаламов стал "простым" контрреволюционером, что давало шанс на снисхождение. Буквица стоила жизни, в противном случае человек сгнил бы в лагере.
Возвращаясь к отцу, скажу: он долго обожал Сталина, уверял, что в жизни не встречал более обаятельного, остроумного человека. И вдруг после войны возненавидел вождя. Батя у меня был натурой страстной, эмоциям отдаваться умел: если уж ненавидел, то от души. Когда 5 марта объявили о смерти Сталина, я зашел в родительскую спальню и сообщил новость. Никогда прежде не видел абсолютно голого отца. Он бегал по квартире и приговаривал: "Сдох! Сдох! Сдох! Хуже не будет, хуже не будет!" Сцена произвела впечатление.
Я, конечно, не состоял в комсомоле, но все-таки маленьким мальчиком писал проникновенные челобитные дорогому товарищу Сталину, просил не обижать папу. Слава Богу, не отправлял эти послания. Неизвестно, чем бы все закончилось. У нас ведь была знакомая семья, где сын подслушал разговор родителей, ляпнувших лишнее, и стал их шантажировать, требуя купить игрушечный паровоз. Мой папа предлагал повыдергивать паршивцу ноги из задницы, выпороть, как сидорову козу, но родители маленького стукача проявили гуманизм, за что и поплатились. Гаденыш настрочил-таки донос на маму с папой, тех «замели», а потом и самого пацана отправили в приют для детей врагов народа...
"Трудно быть богом" как бы фантастика, но... про сегодня. Главный герой пытался решить все миром, а потом не выдержал окружающего ужаса, взялся за меч, пустил реки крови, заслужил проклятие современников, но построил порт, который стоял в руинах 80 лет и без которого нет спасения. И снова стал Богом.
Наш герой - землянин на другой планете. В страшной, жестокой средневековой стране. Он всемогущ, как Бог. Но все его могущество мало кому может помочь и мало кого спасти. Он в силах залить всю планету кровью, даже уничтожить ее. Но души людей не в его власти. Он чувствует что-то зловещее в той унылой серости, в которой живет. И это что-то приходит. А он не имеет права убивать. Но берет меч...
Сценарий по "Трудно быть богом", который я писал с Борисом Стругацким, был запрещен после введения наших танков в Чехословакию. Потом опять сел писать со Светланой Кармалитой. Но пришел Горбачев, и показалось, что все это безумно устарело. Ну, какие проблемы? Вот он - реформатор, почти Бог. И завтра мы станем жить, как во Франции. И чего намекать, скажем, на Берию, когда можно все прямым текстом? Снимать стало неинтересно. Мы сделали "Хрусталева". Но прошло время, и мы почувствовали возвращение идеи.
Мы не очень далеко удалились от текста Стругацких. Но несколько ушли от трактовки Стругацких. И тут надо понять: их вещь, написана шестидесятниками о шестидесятниках. Почитайте: эмиграция, вот он уехал, вот его выпихивают, он стоял на палубе и выкрикивал звонким голосом стихи. Вот что нас больше всего хватало за душу. Или то, что Дон Ребе похож на КГБ и что-то в этом роде. По сути, сюжет сохраняется. Как человеку выдержать, не подняв руку на другого человека, эти ужасы? Потому что планета, на которой все происходит, похожая на Землю, практически это мы. Там, конечно, разница будет в финале, потому что я не могу столь сурово осуждать человека, который этих нелюдей стал крушить. Потому что нелюдей надо крушить. Мы не пересматриваем концепцию Стругацких, но в нее внедряемся все время. У нас старый раб пытается рассказать Румате, что сказал ему "умнейший человек, табачник с Табачной улицы". А Румате не до мнения табачника, хотя тот сказал истину: "После серых всегда приходят черные"…
И не важно, что у Ярмольника репутация шоумена из довольно безвкусной программы. Я вижу, что сейчас ему стало интересно работать. На пробах Ярмольник лучше всех сказал: "Сердце мое полно жалости, но я не могу этого сделать". И глаза у него были не пустые, что для современного российского артиста - редкость. А уж что получится - посмотрим. И, кроме того, он немного похож на того, из Назарета. Впрочем, я человек неверующий...
(Цитируется по журналу «Студенческий меридиан» №1, 2004 г.).